Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe - Страница 46

– Я ни о чем не хочу говорить, – тихо произнесла она. – Я хочу спать с тобой.

Довиль, май 2008 года

Это был предпоследний день пятидневной «Confe?rence international sur le changements climatiques»[20], которая проходила в здании казино города Довиль в Нормандии. Все поздравляли ее с успешным докладом, а она радовалась тому, что проведет вечер и ночь с Дирком. Ей столько нужно было рассказать ему. Она находилась в приподнятом настроении.

После ужина Дирк взял ее за руку и очень серьезно посмотрел на нее своими глазами цвета морской волны. У Анны вдруг невольно мелькнула безумная мысль, что он сейчас сделает ей предложение, чего она так долго ждала. Десять лет тайной связи – более чем достаточно, и дом в Потсдаме с нетерпением ждал своих обитателей.

– Ты моя лучшая сотрудница, Анна, тебе это хорошо известно, – сказал он, и она замерла в ожидании. – Без тебя я не достиг бы того, чего достиг. Я тебе очень благодарен. И поэтому ты должна узнать первой.

Он перевел дух. Его пальцы нежно гладили ее руку.

– В начале сентября у нас с Беттиной свадьба.

Эти слова явились для нее пощечиной. Анна с недоумением воззрилась на него. Беттина? Что могла значить для него эта невзрачная женщина, которую она считала серой мышью и едва замечала, когда та в прошедшем году приезжала с визитом в институт из Шварцвальда? Она не имела никакого отношения к его жизни, поскольку не жила в Берлине!

«А как же я?» – хотела спросить она, но не смогла вымолвить ни слова.

В эти ужасные мгновения она испытывала не ярость, только душевную боль от страшного унижения, от осознания того, что так обманулась в нем. Земля заколебалась у нее под ногами, и возникло ощущение, будто она сейчас провалится в преисподнюю. Ведь это она отыскала белую виллу на берегу Хайлигензее, она руководила ее реконструкцией, она провела многие часы с архитекторами и рабочими в доме, где собиралась жить вместе с Дирком… И теперь он женится на другой!

Оказывается, все эти годы она обманывала себя. Ослепленная своей любовью, она жила пустыми иллюзиями! Для Дирка Айзенхута она была лишь сотрудницей, лучшей лошадью в конюшне, неустанным трудом наполнявшей кассу института, а стало быть, и его собственные карманы, удобной любовницей, которая всегда находилась рядом, когда у него возникала потребность в обществе и сексе.

Он вдруг стал ей отвратителен. Анна нашла какой-то предлог, поднялась из-за стола и покинула ресторан. Прочь, прочь! Ничего не видя и не слыша от боли, она выбежала из отеля и попала прямо в объятия мужчины, который помешал ей броситься под колеса первого же проезжавшего мимо автомобиля.

– Отпустите меня! – прошептала она, но мужчина крепко держал ее.

И тут она узнала в нем Сьерана О’Салливана. Этот журналист принадлежал к числу самых жестких критиков Дирка, и поэтому она никогда с ним не разговаривала. Однако она встречала его на нескольких конгрессах. Месяца два назад он даже сунул ей в руку свою визитную карточку, которую она потом порвала. Теперь же Сьеран появился очень кстати.

Четверг, 14 мая 2009 года

– Все понятно. Большое спасибо. – Пия записала цифры в блокнот. – Вы нам очень помогли.

Она повесила трубку и просмотрела свои записи. Отец Яниса Теодоракиса действительно был доставлен в психиатрическую клинику в Ридштадте в ночь со вторника на среду. Потребовалась определенная сила убеждения, но ей в конце концов удалось выяснить у дежурного врача точное время его поступления: четверть третьего утра среды. Согласно утверждению хозяина «Кроне», после ссоры с Хиртрайтером Теодоракис покинул ресторан около девяти, а Хиртрайтер с графом Боденштайном оставались примерно до половины одиннадцатого. На парковочной площадке их поджидал незнакомый мужчина, а по сведениям старшего полицейского Алоиза Брадля, его многочисленная родня видела в Рабенхофе Фрауке Хиртрайтер. Сколько она там пробыла, неизвестно.

Пия почесала задумчиво голову и попыталась представить, что могло произойти в усадьбе. Может быть, после ссоры в «Кроне» Теодоракис поехал в Рабенхоф, чтобы дождаться там Хиртрайтера? Встретился там с Фрауке и пил с ней коньяк? Или она уехала до его прибытия, а он пил коньяк позже с Людвигом Хиртрайтером, после чего они снова поссорились? Может быть, Теодоракис, придя в ярость, принудил старика открыть оружейный шкаф, достал из него ружье и пистолет, отвел Хиртрайтера на луг и застрелил? А потом уехал в Бюттельборн? Хм. Интересно, сколько времени занимает дорога от Эльхальтена до Бюттельборна?

Пия открыла карты Гугла. По шоссе А3 расстояние между этими двумя пунктами составляло 53,6 километра, и преодолевалось оно за 39 минут. Черт возьми! Он вполне мог успеть, хотя и впритык, и оснований для получения санкции на обыск в его доме было явно недостаточно. Теперь ей следовало позаботиться о проверке алиби Теодоракиса на ночь пятницы.

– Как дела? – В кабинет вошел Кай Остерманн и грузно опустился на стул, стоявший возле ее письменного стола. – Продвинулась вперед?

– Не особенно, – буркнула Пия. – Когда явится Теодоракис, я сниму у него отпечатки пальцев и возьму слюну на анализ. Что тебе удалось выяснить?

– Согласно информации, полученной из банков братьев Хиртрайтеров, они являются полными банкротами. Я только что разговаривал по телефону с судебным исполнителем. Завтра должно быть описано имущество Маттиаса Хиртрайтера. Его брату в ближайшее время грозит то же самое.

– Мотив налицо.

– Совершенно верно. И алиби их весьма неубедительны.

Они распределили обязанности. Пия должна была допросить Теодоракиса, Остерманн – братьев и сестру Хиртрайтер, а Катрин и Кем отправились в отделение судебной медицины, поскольку у Пии не было ни малейшего желания видеться с Хеннингом и опять лишиться чувств в секционном зале. В проеме приоткрытой двери показалась голова Боденштайна.

– Доброе утро, – сказал он. – Пия, зайди, пожалуйста, на минутку ко мне в кабинет.

Пия кивнула и поднялась со стула. В семь часов утра Боденштайн прислал ей эсэмэс-сообщение, в котором предупреждал, что задержится. После всего, что ему довелось пережить вчера, она поняла бы его, если бы он не появился сегодня вообще.

Катастрофа в Эльхальтене была главной темой на радио и телевидении. Все газеты вышли с заголовками, сообщавшими об одном погибшем и сорока четырех пострадавших. Пия, Кем и Катрин были непосредственными свидетелями этого ужасного события, а Боденштайн на себе испытал все прелести массовой паники, оставившей следы на его теле.

Пия вошла в кабинет Боденштайна и закрыла за собой дверь. Его бледное, осунувшееся лицо с мешками под глазами подтвердило ее опасения. Правда, свежевыглаженный костюм и галстук были, как всегда, безупречны.

– Совсем недавно Хиртрайтер вручил моему отцу конверт и попросил хранить его, – сообщил он ей, садясь за свой письменный стол. – Тот должен был передать этот конверт нотариусу в случае смерти Хиртрайтера.

– Завещание? – с любопытством осведомилась Пия.

– Возможно.

– Как так? – удивилась Пия – И вы с отцом не поинтересовались содержимым конверта?

– Ты ведь наверняка слышала когда-нибудь о тайне переписки, или нет? – спросил Оливер, подняв брови. – Кроме того, конверт был запечатан самым что ни на есть старомодным образом, с помощью сургуча.

Раздался телефонный звонок. Он вздохнул и поднял трубку.

– А, профессор Кронлаге. Доброе утро.

Боденштайн сделал Пии знак подойти ближе и нажал кнопку громкой связи.

– Привет, Томми, – обратилась она к профессору Томасу Кронлаге, шефу Хеннинга.

– Привет, Пия, – ответил руководитель Франкфуртского института судебной медицины. – Как дела?

– Спасибо, хорошо. Надеюсь, у тебя тоже.

– Пока ничего. Итак: смерть наступила между 23.00 и 0.00, и причиной ее послужил выстрел в лицо.

20

Международная конференция по вопросам климатических изменений (фр.).