Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe - Страница 48

Пия въехала в Рабенхоф вслед за бордово-красным «Ауди Q7». К ее удивлению, окна дома были широко распахнуты. Она вышла из автомобиля, поднялась по ступеням лестницы и остановилась перед запертой дверью. Печать на ней была нетронутой. Пия разрезала ее с помощью ключа и тихо открыла дверь.

В гостиной, вопреки законности, производили обыск братья Хиртрайтеры. Некоторое время Пия стояла на пороге, наблюдая за ними.

– Интересно, где только старик мог спрятать барахло, – проворчал старший, пытавшийся вскрыть с помощью стамески секретер из ореха. – Не так-то просто взломать этот шкаф!

Его брат сидел спиной к двери за столом и перелистывал бумаги в папке.

– Здесь тоже нет. Проклятье! – Он небрежно бросил папку на пол рядом с собой. – Он хранил всякое дерьмо, даже квитанции на бензин за 1986 год!

Подлинный траур выглядит иначе, подумала Пия. Она кашлянула.

– Можно узнать, что вы здесь ищете? – осведомилась она.

Братья воззрились на нее с выражением страха, смешанного с чувством вины. Грегор выронил стамеску. Он первым вновь обрел дар речи и не стал утруждать себя ложью.

– Завещание нашего отца, – ответил он.

– Дом пока еще опечатан. – Пия испытующе смотрела на братьев. – Вы не имеете никакого права находиться здесь.

– Говоря откровенно, – возразил Грегор, – мне это совершенно безразлично. Нам срочно нужны кое-какие документы.

– На вас давит «ВиндПро»?

Маттиас опустил голову, его брат пожал плечами.

– Зачем я вам буду рассказывать сказки? Да. Нам назначили срок, – признался он. – Речь идет об очень больших деньгах, которыми мы сможем хорошо распорядиться.

– Смерть вашего отца пришлась вам как нельзя кстати, – заметила Пия.

Брови Грегора поползли вверх.

– Наш отец, – заявил он, – был упрямым, неразумным эгоистом, для которого благополучие зверья имело гораздо большее значение, нежели благополучие собственных детей. Этот луг не очень-то был ему нужен, и, отказываясь продавать его «ВиндПро», он просто хотел досадить нам. Это в его стиле. Он был отвратительным человеком – надменным, подлым садистом. Мне совершенно не жаль этого негодяя, но я его не убивал.

– Кто же тогда?

– Полдеревни точило на него зубы, – сказал он. – Наш отец с наслаждением разрушал семьи и судьбы. Он чувствовал свое призвание в том, чтобы играть роль высшей моральной инстанции.

– Очень интересно. Вы можете назвать конкретные имена?

– Откройте телефонную книгу и увидите нужные вам имена, от А до Z, – язвительно заметил Маттиас.

– Тогда давайте начнем с вас, – предложила Пия. – Где вы находились в тот вечер, когда был застрелен ваш отец?

– Я задержался на работе, – ответил Маттиас. – Потом зашел перекусить в «Ле Журналь» в Кенигштайне.

– До которого часа вы там были? Кто может подтвердить это?

– Я там просидел до закрытия. Было что-то около часа или половины второго. Это может подтвердить владелица заведения – мы с ней пили вино после того, как ушли последние посетители.

– Хм. А вы? – Пия перевела взгляд на старшего брата.

– В тот вечер мы были у родителей жены. Мой тесть торжественно отмечал свой шестьдесят пятый день рождения.

– Где? И как долго вы там пробыли?

– В Хефтрихе. Мы приехали туда около семи, а уехали далеко за полночь.

Хефтрих находился не более чем в десяти минутах езды от Эльхальтена. Во время празднования дня рождения вряд ли кто-нибудь заметил бы отсутствие одного гостя в течение не столь продолжительного времени. Пия записала имена и адреса родителей жены Грегора.

– Где сейчас находится ваша сестра? Ей известно, чем вы здесь занимаетесь? – спросила она.

– Мы хотели сообщить ей, но она не подходит к телефону, – сказал Маттиас. – А мобильника у нее нет.

– Понятно. Каким образом вы проникли в дом?

Братья переглянулись.

– В доме есть что-то вроде заднего входа, – неохотно пояснил Грегор.

Пия пошла вслед за ним по темному коридору. Неожиданно она насторожилась.

– Что это такое?

Она включила свет. Грегор обернулся. Перила деревянной лестницы, ведущей на мансарду, были сломаны, всюду на полу валялись черные перья, отливавшие металлическим блеском. Пия присела на корточки.

– Здесь кровь, – констатировала она и затем указала на косяк двери спальни. – И здесь тоже.

Она вынула из кармана куртки латексные перчатки, натянула их на руки и ткнула указательным пальцем в темное пятно. Однозначно, кровь. Не совсем свежая, но еще не засохшая.

– Неужели вам не бросилось это в глаза, когда вы проходили здесь?

– Нет, – сказал Грегор.

В коридор выглянул его брат.

– Что там, наверху? – поинтересовалась Пия.

– Гостевая комната. Наши детские комнаты. И кладовая.

– Подождите здесь, – сказала она братьям. – Я посмотрю сама.

Она осторожно поднялась по ступенькам лестницы и вдруг оказалась в 70-х годах прошлого столетия. Две из трех детских и гостевая комната, имевшие наклонные потолки, были отделаны панелями из сосновой древесины и полностью обставлены. На стенах висели пожелтевшие от времени плакаты с фотографиями рок-групп, участники которых, должно быть, уже жили в домах престарелых, если не успели умереть от передозировки наркотиков. На мебели лежал толстый слой пыли, копившейся десятилетиями. Даже крошечная ванная была выдержана в изысканном стиле 70-х годов: бежевая кафельная плитка в цветочках, унитаз, ванна и раковина из коричневого фарфора. Только одна комната имела современный вид: вместо паркета и ковров пол устилал ламинат, а стены были обклеены обоями «рауфазер»[22]. Открытая дверь кладовой, располагавшейся в конце коридора, была зафиксирована с помощью деревянного клина. Слуховое окно тоже было открыто. Пол прихожей покрывали черные перья, а под окном он был усеян птичьим пометом. Вероятно, через него ручной ворон Людвига Хиртрайтера покидал дом и возвращался в него. То, что птица таких размеров могла свободно летать по дому, представлялось странным, но это объясняло наличие следов у подножия лестницы. Ворон находился в доме. Должно быть, он на кого-то напал, и Пия догадывалась, на кого. Спускаясь вниз, она достала мобильник и, нажав кнопку краткого набора, набрала номер Крёгера, который тут же ответил.

– Кристиан, ты мне нужен, – сказала Пия. – Немедленно.

– Я много лет мечтал услышать от тебя эти слова, – ответил Крёгер, явно пребывавший в хорошем расположении духа, что само по себе было удивительно. – Правда, боюсь, что нужен я тебе исключительно по службе…

– Ты правильно боишься, – сухо произнесла Пия. – Я нахожусь в Рабенхофе, недалеко от Эльхальтена. Здесь всё в крови. Я жду тебя. Да, пошли автомобиль к Фрауке Хиртрайтер на Кирхштрассе в Кенигштайне.

Осторожно, чтобы не уничтожить следы, Пия спустилась вниз, где у подножия лестницы ее послушно ждал Грегор, и проследовала за ним и его братом через дверь из матового стекла в маленькую темную комнату, стены которой были выложены кафельной плиткой до потолка.

– Мы туда заходили. – Грегор кивнул в сторону ржавой двери. – Она была не заперта.

– Когда это было? – Пия осмотрела пол и дверь комнаты. На желтоватой плитке пола она заметила капли крови. – Кровь пролита около двух часов назад. Когда в последний раз вы разговаривали со своей сестрой?

– Вчера. Точнее сказать затрудняюсь.

– Могла она после этого прийти сюда?

– Вполне. – Грегор кивнул с мрачным видом. – Я не удивлюсь, если выяснится, что она была здесь.

Они вышли через дверь в заросший сад. Пия огляделась. Бочка, до краев наполненная дождевой водой, рядом ржавая решетка с розами, опиравшаяся о стену дома. Кусты сирени в цвету источали тяжелый, пьянящий аромат. Среди травы виднелась тропинка, ведущая во двор.

– Итак, – произнесла Пия решительным тоном. – Прошу вас обоих следовать за мной в комиссариат.

– Прямо сейчас? Это не иначе как шутка! – запротестовал Грегор.

– Я очень редко шучу, когда речь идет о серьезных вещах, – холодно сказала Пия. – В связи с убийством вашего отца есть вопросы, на которые я до сих пор не получила удовлетворительных ответов.

22

Популярная в Германии марка обоев с грубым древесным волокном.