Иероглиф «Любовь» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 71

71

– Как жестоко! – Лу опустил голову, борясь с подступившими к горлу рыданиями.

– Прости меня, каллиграф. Я не желала для тебя несчастья. Я и сбежала потому из дома твоей тетки, чтобы не стать для тебя проклятием всей жизни. Забудь о моем прежнем образе и прими то, что случилось, с легким сердцем. Ты еще встретишь ту, что более меня достойна твоей любви.

– Мне это не нужно, принцесса. – Лу справился с собой и смотрел на Фэйянь умиротворенным взглядом. – Моя любовь к вам сродни воде: что с нею ни делай, обращай в лед или в пар, она возвращается в исходное состояние и поит душу сладкой печалью. Вы никогда не полюбите меня – что с того? Я буду счастлив своей любовью. Позвольте мне лишь одно: быть вашим преданным слугой, сопровождать вас, биться за вас, преклонить колена, когда вы взойдете на престол... Хоть я и каллиграф, но обучен владеть мечом и луком, я жажду стать под знамена владыки Хошиди и освобождать Яшмовую Империю от нового зла.

– Хорошо, – сказала принцесса. – Ты возглавишь отряд, которым прежде командовал генерал Сунмин. Генерал погиб в битве с Небесными Детьми...

– Для меня это великая честь, госпожа. Я мог бы простым воином...

– Ты все-таки уездный каллиграф, – впервые за все время разговора Фэйянь позволила себе улыбнуться. – Такой чин в армии равен генеральскому... Довольно с тебя. Я должна идти.

Фейянь шагнула к выходу, но задержалась на миг: Не удивляйся, когда увидишь в нашем лагере дракона. Это и есть мой муж.

... А обо всем, что случилось далее, вам станет известно из следующей главы. Читаем, читаем, не задерживаемся!

Глава двадцать первая

ИЕРОГЛИФ «ЛЮБОВЬ»

Слышу, как ручей поет,Как грустит бамбук...Сердце вещее моеПомнит каждый звук:Поминальных четок звон,Звон прощальных чаш,Шелест боевых знаменВ час последний наш.Нас преследуют враги,Нам покоя нет.Топчут наши сапогиЗемлю сотни лет.Нас самих уж нет давно,Но остался он:Звук печально неземной,Поминальный звон.

Над императорским дворцом снова простерла свой томный покров весна. Башни, чайные павильоны, дворцовые покои, галереи, навесные мостики – все было окутано серебристо-розовой дымкой цветущих слив, персиков и вишен. Такой красоты давно здесь не видали. А самое удивительное было то, что ни сливы, ни вишни, ни персики давным-давно не росли в дворцовых садах.

Стены Непревзойденного дворца, доселе обугленные, уродливые, ветхие, теперь сияли золотом, драгоценными камнями и самоцветами. Над залой Яшмового престола матово светился потолок из дымчатого кварца, нефритовые и яшмовые стены были покрыты искусной резьбой... Но если бы кто-то решился коснуться рукой этих восхитительных стен, то сильно изумился бы тому, что рука его нащупывает все то же обугленное дерево и искрошившийся мрамор...

Впрочем, во дворце некому было выказывать удивление по этому поводу. Потому что дворцовый комплекс был пуст. Если не считать сидящей на престоле феи Цюнсан и самозабвенно пристроившегося у ее ног каллиграфа Ян Синя.

Фея снова сменила свой облик и сейчас выглядела очаровательно нежной, как куколка с фарфоровым личиком. Если бы не многослойный наряд из кисеи, шелка и батиста, фарфоровость Цюнсан ощущалась бы гораздо сильнее. И всякому стороннему наблюдателю стало бы ясно, что женского в этой женщине не больше, чем милосердия в палаче.

Но Ян Синь, неотрывно глядящий на свою фею, не видел этого. Он был счастлив – безраздельно, безумно, бесконечно. В, его глазах всякий жест Цюнсан был откровением, слово – рождением нового мира, взгляд – всесильным божеством... Ян смотрел только на фею и перестал смотреть на себя. Хотя, если бы и посмотрел, то вряд ли бы заметил, что тело его стало телом изможденного старика, лицо изрезано морщинами, длинные волосы, когда-то черные и блестящие, стали седыми и призрачными, как парящая в небе паутина. Когда Ян говорил, его голос напоминал скрип колодезного ворота или клекот стервятника, но он этого не замечал. К чему? Ведь есть голос его феи – мелодичный, завораживающий и волшебный, как шелест серебряной травы под хрустальным дождем...

– Ян!

–Моя государыня?

– Не скучно ли тебе со мной? – В ослепительных глазах феи мелькнула насмешка, словно змея в траве.

– Мне не может быть скучно с вами, моя госпожа, – проговорил Ян. Его глаза наполнились слезами. Ян теперь часто плакал, потому что фее нравилось, когда он плачет. Ведь плачущий мужчина – это такое I возвышающее душу зрелище. – Вы знаете, что любовь к вам снедает меня и не оставляет места ни для чего больше...

Фея усмехнулась:

– Ты готов отдать за меня жизнь, если понадобится?

– Не может быть иначе, моя государыня. Повелевайте, я хоть сейчас готов умереть.

– Сейчас не надо. – Голос феи звучал как нежная флейта. – Но у меня есть дурные предчувствия.

– Какие, моя государыня? – Ян говорил с феей словно во сне. Он не помнил о том, что такие разговоры – с точно теми же словами – изо дня в день происходили между феей и им. И после каждого такого разговора фея становилась прекраснее, а Ян – слабее и беспомощнее.

– Предчувствия... – повторила фея. – Проклятые Небесные Чиновники, похоже, помогли твоему брату добраться до принцессы Фэйянь.

– Проклятия на голову моего брата, проклятия на голову принцессы Фэйянь, – ровно сказал Ян.

– Возможно, они уже направляются сюда, в Тэнкин. Хотят захватить дворец и покончить со мной. Как ты думаешь, они смогут победить меня, Ян?

– Нет, моя государыня. – Голос Яна был по-прежнему ровен и печален, как воды омута.

– А почему, мой Ян? – вкрадчиво спросила фея.

– Потому, что я своим телом заслоню вас, моя государыня, – сказал Ян. – Я подставлю им свое сердце.

– И что же, мой Ян?

– Они не посмеют убить меня, они меня пожалеют. И тогда вы воспользуетесь промедлением и убьете их.

– Верно, мой дорогой Ян. Ты все очень хорошо запомнил. А теперь идем. Я хочу выпить чаю, но в одиночку это скучно.

– Благодарю вас, моя государыня, – склонил голову Ян.

– За что? – снова мелькнула змея в траве.

– Вы не оставляете меня. Вы позволяете мне любить вас. Вы позволяете мне умереть за вас. Разве это не прекрасно?

– О да. Идем.

Фея соскользнула с престола бесшумно, как шелковый платок с зеркала. Взяла Яна за руку:

– Вставай, мой друг.

Они вышли из дворца и направились к ажурному чайному павильону. Кругом парили облака из цветов и ароматов. Но стороннему наблюдателю было бы понятно, что эти цветы, ароматы, мостики над озерами и сами озера – не более чем призрак, чары, наведенные на здешние места изворотливым умом. А самый наблюдательный наблюдатель понял бы, что и этот изворотливый ум – сам по себе призрак.

В чайном павильоне все сверкало лаком, позолотой, начищенной бронзой, фарфоровой белизной. Глубокие кувшины, заполненные весенними цветами, вызывали головокружение своей красотой. Это бывает – иногда от грез кружится голова...

Фея коснулась кончиками пальцев прозрачной воды в глубокой фарфоровой чаше и сказала Яну:

– Подай мне чайник, дорогой Ян. Да, да, вот этот. Ах, как у тебя дрожат руки! Это, наверное, тоже от любовного томления?

– Да, моя государыня...

– Потерпи, Ян. Придет время, я щедро награжу тебя.

Фея наклонила чашу с водой, подставив под струю бронзовый пузатый чайник. Вода полилась с неожиданно громким звуком, напоминающим звон монастырского колокола или голос боевой трубы. От этого звука лицо феи на миг исказилось, будто пошло трещинами, но потом снова стало очаровательным и мило-всепрощающим.