Проклятье фараона - Питерс Элизабет - Страница 27

– Не скажите, мэм, не скажите. Вид, конечно, непрезентабельный, но будь я проклят, если этот хлам не означает кое-что... довольно неприятное. Как по-вашему, профессор?

Эмерсон угрюмо кивнул. Он терпеть не может, когда его великие догадки кто-то смеет предсказывать.

– Соображаете, Вандергельт. Глиняные осколки когда-то были кувшином для ароматического масла. Боюсь, леди Баскервиль, что не мы первые нарушаем покой фараона.

Мадам премило захлопала ресницами.

– Н-не понимаю...

– Но это же очевидно! – воскликнул Карл. – Кувшины с ароматическими маслами, еду, одежду, мебель – все, что могло понадобиться умершему в загробной жизни, оставляли в усыпальницах. Раскопки древних гробниц, а также сведения, почерпнутые из папирусов, говорят...

– Отлично, отлично, – нетерпеливо прервал Эмерсон. – Карл хочет сказать, леди Баскервиль, что осколки кувшина могли оказаться в коридоре в одном-единственном случае: если вор уронил кувшин на пути из усыпальницы.

– Или на пути в усыпальницу, – радостно возразил Милвертон. – Мои слуги, например, вечно бьют посуду.

– Нет, – отрезал Эмерсон. – Перед тем как запечатать вход, коридор выметали начисто и только потом засыпали камнями. Я почти уверен, что в гробнице уже побывали. Судя по неравномерной плотности слоев мусора, в завале когда-то был проделан лаз.

– Который потом вновь засыпали, – вставил Вандергельт, игриво погрозив Эмерсону пальцем. – Ох вы и хитрец, профессор! Хотите всех нас провести? Не выйдет. Если бы лаз проделали воры, они не стали бы его засыпать. И откуда на пустой гробнице печати, а?

– Рэдклифф! Так есть надежда найти сокровища или нет?

– Портреты на стенах коридора сами по себе уже бесценное сокровище. Но по сути... Вандергельт опять угадал. – Эмерсон стрельнул в американца злобным взглядом. – Есть шанс, что до самой усыпальницы воры так и не добрались.

Леди Баскервиль восторженно заахала. Случайно глянув на Милвертона, я уловила на его лице плохо скрытую насмешку.

– Чему вы улыбаетесь, мистер Милвертон?

– Признаться, вся эта шумиха вокруг разбитого горшка приводит меня в недоумение, миссис Эмерсон.

– Странные речи для археолога.

– Но я ведь и не археолог, всего лишь фотограф... К тому же впервые в Египте. – Глаза его все время бегали, он никак не желал встречаться со мной взглядом. – Собственно, я... Вряд ли я принесу здесь пользу... Незадолго до смерти лорда Баскервиля я собирался поговорить с ним. А теперь, когда его нет с нами... Пожалуй, мне стоит вернуться...

– Что?! – Леди Баскервиль, оказывается, прислушивалась к разговору. – О чем это вы, мистер Милвертон? Неужели надумали оставить нас? Не верю!

Вероломный молодой, человек из бледного стал лиловым с зеленцой.

– Я просто поделился с миссис Эмерсон... просто сказал, что пользы от меня никакой. Лихорадка...

– Глупости! – возмутилась вдовушка. – Доктор Дюбуа вами доволен. С тех пор как вы переехали из отеля в Баскервиль-холл, вам стало гораздо лучше. Не смейте сбегать, мистер Милвертон.

– Да уж, Милвертон, – добавил мой муж. – Людей и так не хватает.

– Но у меня ведь нет никакого опыта...

– Археолог вы, может быть, и никудышный, зато мужчина. А нам и нужны-то в основном люди для охраны гробницы. Однако и ваши профессиональные таланты, уверяю, без дела не останутся.

Под острым взглядом Эмерсона бедный юноша заерзал, точно не вызубривший урок школьник. Сравнение более чем уместное. Милвертон выглядел воплощением идеала английского джентльмена. Честный взгляд, открытое лицо, простодушие которого если что и может замутить, так только смущение. Увы, внешность обманчива. Не знаю, как остальным, но мне поведение Милвертона показалось очень и очень подозрительным.

От ответа подозрительную личность спас Карл, до сих пор не выпускавший из рук глиняных осколков в надежде отыскать хоть какую-нибудь надпись.

– Прошу прощения, герр профессор... – Немец и за столом умудрился отвесить галантный поклон. – Повторить вопрос о художнике позволю себе я. Рисунки на стенах...

– Да-да, конечно, – кивнул Эмерсон. – Без художника никак не обойтись.

– Тем более что мы в осаде врагов, – встрял неугомонный Вандергельт. – Местные воришки небось уже представляют, как расправятся со стенами, и облизываются!

– Пусть сначала до них доберутся, – помрачнев, буркнул Эмерсон.

– Вашей охране можно доверять, герр профессор. И все-таки...

– Не нужно лишних слов. Пусть эта девочка попробует, я согласен.

Милвертон, уйдя в тень, успокоился было, но тут вдруг так и подпрыгнул в кресле:

– Кого вы имеете в виду? Неужели мисс Мэри?! Нет, Карл, не может быть, чтобы вы всерьез думали...

– Но мисс Мэри – прекрасный художник.

– Вне всяких сомнений. Однако рисковать ее жизнью вы не имеете никакого права!

У Карла кровь прихлынула к лицу.

– Рисковать? Was ist's? Was haben Sie gesagt? Niemals wurde ich...[2]Прошу прощения, забылся. Никогда не пришло бы в голову мне...

– Ерунда! – Эмерсон, похоже, задался целью не дать бедняге договорить до конца хотя бы одно предложение. – Выкладывайте, Милвертон. О каком риске тут речь?

Милвертон встал из-за стола, выпрямился во весь рост. Несмотря на все те зловещие подозрения, что вызвал во мне этот юноша, я залюбовалась им против собственной воли. Бледный, с горящими синими глазами, сам не зная того, он в точности повторил предостерегающий жест Амона с настенной росписи в гробнице.

– Слепцы! Опасность очевидна! Смерть лорда Баскервиля, исчезновение Армадейла, угрозы имама... Да неужели никто, кроме меня, не способен взглянуть в лицо правде? Что ж, пусть будет так! Пребывайте в своем заблуждении. Но я до конца исполню моральный долг гражданина великой Британии и джентльмена! Никогда я не покину мисс Мэри... вас, леди Баскервиль... вас, миссис Эмерсон...

Юноша явно начал заговариваться. Я решительно отодвинула кресло и схватила оратора за руку.

– Вы переволновались, мистер Милвертон. Думаю, вам все еще нехорошо. Легкий ужин и отдых – вот что вам сейчас нужно. Поправитесь – и все надуманные страхи исчезнут как сон.

Во взгляде Милвертона застыла тревога, красивые губы страдальчески изогнулись – налицо были признаки близкой истерики.

– Местный народ называет меня Ситт-Хаким, – поспешно добавила я, – что значит «госпожа доктор». Доверьтесь мне, как доверились бы собственной матери.

– Вот это правильно, – поддержал Вандергельт. – Я бы на вашем месте послушался совета миссис Эмерсон, молодой человек. Ох и разумная дама!

Под напором сильной личности (моей, разумеется) мистер Милвертон покорно кивнул и умолк.

Но настроение за столом было испорчено. Карл весь вечер дулся, время от времени бросая яростные взгляды на Милвертона: немец никак не мог простить фотографу обвинений в свой адрес. Леди Баскервиль тоже что-то взгрустнула. После ужина, собираясь уходить, мистер Вандергельт умолял ее вернуться с ним в гостиницу. Вдовушка рассмеялась и покачала головой, однако на самом деле, уж поверьте моей проницательности, ей было совсем не до смеха.

Вандергельт откланялся и уехал с запиской к мисс Мэри, остальных же еще ждал кофе. Обязанности хозяйки я передала леди Баскервиль, надеясь, что она отвлечется и потихоньку успокоится. Как же! Никто и не подумал мне посодействовать. Карл по-прежнему обиженно помалкивал, Эмерсон сидел с отрешенным видом (нашел тоже время медитировать!), ну а Милвертон нервно суетился. Так что предложение Эмерсона разойтись по спальням я встретила с величайшим облегчением.

Через внутренний двор к жилому крылу мы прошли вместе с леди Баскервиль. Она все жалась к Эмерсону – неужели боялась остаться с кем-то из наших юных спорщиков наедине? Не уловила ли она в речи Милвертона какой-нибудь скрытой угрозы? А может, ее напугал внезапный приступ ярости Карла? Всегда такой хладнокровный, немец вдруг явил другую сторону характера. Возможно, леди Баскервиль поняла, что он способен и на поступок гораздо более жестокий?

2

Что? О чем вы? Да я бы никогда~ (нем.)