Проклятье фараона - Питерс Элизабет - Страница 28

Милвертон, к счастью, тоже отправился к себе. Отдых ему был необходим, но не это главное. Задержись он в гостиной, без стычки с Карлом не обошлось бы. Сунув руки в карманы и опустив голову, юный джентльмен еще плелся по двору, когда мы остановились у своей двери и распрощались с леди Баскервиль. Она шагнула через порог спальни... дико взвизгнула... и вылетела спиной вперед.

Я успела поймать в охапку содрогающееся от ужаса тело, а Эмерсон как лев прыгнул во мрак комнаты, на неведомого врага. Вдовушка, естественно, мои услуги отвергла, вывернулась и с лету повисла на шее у Милвертона – благо он подоспел очень кстати.

– Помогите, Чарльз! – зарыдала она. – Спасите меня от... от...

Хорошая пощечина вмиг привела бы дамочку в чувство, но мне не удалось сразу применить это средство на практике – леди Баскервиль зарылась лицом в плечо галантного фотографа. Пока я соображала, с какого боку к ней подступиться, из спальни понеслись совсем уж неуместные звуки. Мой муж хохотал.

– Иди сюда, Амелия! – заливался он. – Ты только посмотри!

Прежде всего я посмотрела на леди Баскервиль и Милвертона, убедилась, что оба относительно прочно держатся на ногах, и только затем откликнулась на зов Эмерсона.

Апартаменты хозяйки дома, куда я до сих пор не заглядывала, почти не уступали в размерах спальне лорда Баскервиля, но обставлены были с чисто женским кокетством. На полу – мягкие как пух ковры; повсюду, куда ни кинь взгляд, – изящные вазочки тончайшего фарфора с цветочками. У самого окна – роскошное трюмо с хрустальными светильниками по бокам. Вот на это произведение искусства и был направлен фонарь Эмерсона.

На темной, до блеска отполированной поверхности трюмо, в окружении всевозможных баночек и флакончиков, откуда очаровательная вдова черпала свою неземную красоту, восседала крупная полосатая кошка. И позой, и горделивой осанкой возмутительница спокойствия поразительно напоминала статуэтки домашних любимиц древних египтян. Светло-коричневое создание так ловко устроилось среди зеркал, что комната казалась буквально напичканной котами. Я терпеть не могу истеричных дамочек, но такое зрелище, пожалуй, могло довести до слез не только леди Баскервиль. В свете фонаря кошачьи глаза пылали, точно озера расплавленного золота, их немигающий взгляд прожигал насквозь, и будь на моем месте кто-нибудь другой, уверена, он вылетел бы за порог вслед за хозяйкой. Я описала собственные впечатления, читатель; не думаю, что Эмерсон с ними согласился бы, – он от природы лишен тонкости восприятия.

– Чудная кошечка. Интересно, чья она? – Эмерсон почесал красавицу за ушком.

– Ба! – раздался от двери голос Милвертона. – Да это же кошка Армадейла! – Поддерживая леди Баскервиль за талию, он переступил порог.

Дщерь Бастет, египетской богини-кошки, выгнулась под рукой Эмерсона, прикрыла глаза и замурлыкала, превратившись в самую обычную домашнюю питомицу. Та капля сочувствия, которую выжало мое сердобольное сердце, мигом испарилась. И с чего, спрашивается, леди Баскервиль устроила такой переполох? Кошка как кошка, да еще и знакомая!

– Где же она пропадала столько времени? – продолжал Милвертон. – Я не видел ее со дня исчезновения Армадейла. Он ее подкармливал, вот его и называли хозяином Бастет, но, по сути, это обычная бродячая кошка. Мы ее все любили.

– Еще чего! – фыркнула леди Баскервиль. – «Любили»! Мерзкое, противное животное! Вечно таскало мне на кровать дохлых мышей!

– Коты тем и хороши, что ловят мышей, – возразила я. С каждой секундой Бастет нравилась мне все больше и больше. Вообще-то я не любительница кошачьего племени. Держать собак – это я понимаю, это по-английски. Зато кошки, как выяснилось, отлично разбираются в характерах людей и кому попало не доверятся...

– Вот именно, – согласился Милвертон, усаживая леди в кресло. – Его светлость, помнится, говорил то же самое. Египтяне с древности держали котов, чтобы те уничтожали грызунов в доме. Так что Бастет, когда приносила мышей, оказывала вам особые знаки внимания, леди Баскервиль.

– Ф-фу! – скорчила гримаску мадам, обмахиваясь платочком. – Будьте так добры, мистер Милвертон, вышвырните отсюда эту гадость и... умоляю, избавьте меня от ее знаков внимания! Где горничная?! – перешла она на крик. – Вечно ее не дозовешься! Бездельничает, вместо того чтобы...

В проеме двери возникла сутулая фигурка египтянки.

– Ну наконец-то! – раздраженно выпалила леди Баскервиль. – Что ты себе думаешь, Атия? Зачем впустила сюда это исчадие ада?

Судя по ошарашенному виду бедной женщины, английский она почти не понимала. Зато отлично поняла, что хозяйка гневается, и принялась взахлеб бормотать по-арабски, то воздевая руки к небу, то вытягивая к окну, откуда, по ее словам, и появилась кошка. Леди Баскервиль продолжала отчитывать горничную на английском, та в ответ стенала на своем родном, пока Эмерсон не положил конец этому представлению.

– Закройте шторы и ложитесь, леди Баскервиль, – сказал он, подхватив кошку на руки. – Спокойной ночи. Пойдем, Амелия. И вам пора отдыхать, мистер Милвертон. Ну и нелепица, – уловила я его последние слова.

В спальне Эмерсон отпустил кошку, та немедленно запрыгнула на кровать и начала умываться. Я присела рядом, осторожно погладила. Бояться я, конечно, не боялась, но кто их знает, этих кошек... Едва моя рука коснулась гладкой шерстки, Бастет перевернулась на спину и заурчала.

– Смотри-ка, – задумчиво протянул Эмерсон. – Такая поза у животных означает полное доверие. Она же совсем ручная. Удивительно, как ей удалось столько времени прожить без людей?

– Эмерсон! Она прямо от Армадейла! – осенило меня. – А что, если и нас к нему приведет?

– Дурацкий вопрос. Ты ровным счетом ничего не знаешь о повадках котов.

В доказательство Бастет вдруг обхватила мою руку всеми четырьмя лапами и впилась зубами в ладонь. Я уставилась на коварное создание.

– Прекрати сейчас же. Это что, еще один знак внимания? Мне он не по душе, так и знай.

Мои воспитательные меры всегда приносят плоды. Бастет виновато лизнула ладонь, вытянулась до немыслимых размеров, точно резиновая, в несколько плавных прыжков добралась до окна – и исчезла в ночи.

– Ничего себе. – На руке краснело два ряда ровных отметин. – Хорошенький способ проявить симпатию. Но животное очень умное, сразу видно. Может, нам за ней пойти, как по-твоему?

– Куда? И зачем, скажи на милость? Все кошки по ночам гуляют. Прошу тебя, Амелия, не развивай бурную деятельность. И без фантазий, ладно? – Эмерсон принялся расстегивать рубашку. Странное дело, на этот раз пуговицы удержались на месте. – Оставь кошку в покое. Пусть себе занимается... чем ей положено заниматься ночью. Нам, кстати, не мешало бы взять с нее пример.

Не мешало бы... но не удалось. Давно забытая усталость от целого дня раскопок пересилила, и мы оба уснули, едва забравшись в постель. Да так крепко, что ни один тревожный звук не нарушил наш каменный сон.

А между тем именно в эту ночь, незадолго до рассвета, сторож Хасан встретил злодейку с косой... и отправился в лучший из миров.