Ярмарка Святого Петра - Питерс Эллис - Страница 49

Вся дрожа, девушка отскочила от окна и торопливо вытащила спрятанное на груди письмо. Это был пергаментный свиток длиной в ладонь и толщиной в два пальца, висевший на тонкой, как паутинка, шелковой нити. Спрятать его было не так уж трудно. Девушка туго обмотала свиток ниткой и осторожно засунула в прическу — узел иссиня-черных волос, покрытый шелковой сеткой. Убедившись, что письмо невозможно заметить, Эмма аккуратно уложила каждый локон на место и поправила сетку. Некоторое время девушка стояла неподвижно, обхватив голову руками, чтобы закрепить форму прически, и глубоко дышала, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Затем она поместила жаровню между собой и выходом, подняла глаза на дверь и… только что успокоившееся сердце девушки едва не выскочило из груди. У порога, с легкой усмешкой на губах, стоял Иво Корбьер. Эмма и на сей раз не услышала, как повернулся ключ, — видать, замки в этом доме были хорошо смазаны. Не спуская глаз с девушки, Иво шагнул в комнату, закрыл за собой дверь и, как поняла Эмма по движению руки, изнутри запер ее на ключ.

Даже в собственном доме, в окружении своих слуг он не хотел рисковать, хотя имел дело всего лишь со слабой девушкой. То, что он, по-видимому, считал ее серьезным противником, можно было принять за своего рода комплимент, без которого, впрочем, Эмма предпочла бы обойтись.

Поскольку Иво не знал о ее попытке открыть дверь, девушка решила держаться так, будто ее ничто не встревожило. Она встретила его с улыбкой и уже приоткрыла рот, собираясь слегка пожурить молодого человека за долгое отсутствие, но Корбьер опередил ее:

— Где оно? Отдай его мне, и я не причиню тебе вреда. Мой тебе совет — отдай по-хорошему.

Иво не спешил и продолжал улыбаться, но теперь Эмма видела, что улыбка у него холодная и фальшивая. Она воззрилась на него широко раскрытыми глазами, как будто решительно не могла уразуметь, о чем идет речь.

— Что отдать? Я вас не понимаю!

— Дорогая, не пытайся морочить мне голову. Ты прекрасно знаешь, что я хочу получить — письмо. То самое, которое предназначалось для графа Ранульфа Честерского и которое твой незабвенный дядюшка должен был передать на ярмарке Эану из Шотвика — лазутчику моего дражайшего родственничка.

Иво говорил спокойно и даже добродушно, он понимал, что времени в его распоряжении достаточно, а попытки девушки изобразить непонимание лишь забавляли его. Он решил поиграть с ней, как кошка с мышкой, не сомневаясь, что в конечном счете все равно добьется своего.

— И не вздумай говорить мне, красавица, будто ты и слышать не слышала ни о каком письме. Не думаю, что ты такая же мастерица лгать, как я.

— Но я не лгу, — отвечала Эмма, беспомощно качая головой, — я действительно ничего не понимаю. Какое письмо? Если оно и вправду было у дядюшки, то при чем здесь я? При мне он о письме даже словом не обмолвился. Да неужто вы и впрямь думаете, что он — купец — доверил бы сколь-нибудь важное дело неопытной девушке? Напрасно вы так считаете.

Корбьер сделал пару небрежных шагов в глубь комнаты, и Эмма заметила, что от его хромоты не осталось и следа. Пламя жаровни давало ровный свет, алые отблески которого, словно закатные лучи, играли на золотистых волосах Иво.

— Я поначалу и сам так думал, — признался молодой человек и рассмеялся при воспоминании о своем заблуждении. — Потому мне и потребовалось столько времени, чтобы добраться до тебя, моя красавица. Сам-то я нипочем не доверился бы женщине, вот уж нет. Но, очевидно, у мастера Томаса были на сей счет другие соображения. Правда, его понять можно — ты необыкновенная девушка. Я восхищаюсь тобой, и заслуженно, но уж поверь: я не допущу, чтобы это восхищение помешало мне достичь своей цели. Письмо слишком ценно, я не могу позволить себе колебания, даже и возникни у меня такая слабость.

— Но у меня письма нет! Как я могу отдать то, чего не имею? — воскликнула Эмма, изображая нетерпение и досаду, хотя прекрасно понимала, что это представление ей не поможет. Иво не верил ей, ибо знал правду.

Молодой человек покачал головой.

— Среди твоих вещей его точно нет. Мы все перевернули, даже швы на седельных сумах распороли. А стало быть, оно здесь, при тебе. Другой возможности просто не осталось — негде ему больше быть, раз его не оказалось ни у твоего дядюшки, ни на барже, ни в палатке. Я еще тогда понял, что оно или у тебя, или у Эана из Шотвика. В конце концов, могло статься, что мы проглядели и послание попало к перчаточнику. Я полагал, что, если оно у тебя, ты сама смирнехонько доставишь его прямо мне в руки. Но тут я тебя переоценил, решил, что для пущей безопасности ты, возможно, отправишь его в Бристоль в дядюшкином гробу. Зря, конечно. Хоть ты и умница, но на такое не способна. Итак, в гробу письма не оказалось, и Эан, как выяснилось, тоже его не получил. Вот и выходит, что оно может находиться только у тебя. Работники купца не в счет — этим простофилям он не доверился бы, даже не будь у него строжайшего приказа хранить тайну. А такой приказ был, я это знаю. Вряд ли мастер Томас даже тебе рассказал, что содержится в письме.

Догадка Иво была верна. Эмма понятия не имела о содержании письма. Дядюшка просто отдал его ей на сохранение, полагая, что никому не придет в голову заподозрить в молоденькой девушке тайного курьера. Он только внушал ей, что документ очень важен и, попади он в чужие руки, многие могут поплатиться жизнью. А если письмо не удастся вручить тому, кому оно предназначено, его надобно вернуть отправителю или, в крайнем случае, уничтожить.

— Я пытаюсь убедить вас, — с нажимом промолвила Эмма, — что вы заблуждаетесь, полагая, будто я хоть что-то знаю об этом письме. Похоже, оно и существует-то только в вашем воображении. Милорд, вы привезли меня сюда для того, чтобы вместе с вашей сестрой отправить в Бристоль. Скажите прямо — вы намерены выполнить свое обещание?

Иво откинул голову и громко расхохотался. Отблески огня играли на его тонких скулах.

— Ты ведь ни за что не поехала бы со мной, если б я не приплел к этой истории женщину. Впрочем, сестра у меня и вправду есть. Будешь вести себя хорошо, может, когда-нибудь с ней и познакомишься. Она, знаешь ли, замужем за одним из рыцарей Ранульфа и держит меня в курсе всего происходящего при Честерском дворе. Только вот черта-с-два стала бы она монахиней, даже если бы и не вышла замуж. Но что касается обещания благополучно доставить тебя в Бристоль — его я могу и выполнить, если, конечно, ты отдашь мне то, о чем я прошу. А я все равно заполучу это, так или иначе, — добавил он неожиданно резко, скривив тонкие губы в хищной улыбке.

В этот момент Эмма почти готова была подчиниться ему, отдать то, что хранила так долго, пройдя через столько испытаний. Страх был силен, но гнев, вызванный столь бесцеремонным давлением, еще сильнее. Иво сделал шаг в ее сторону, глаза его сощурились, словно у кота, подкрадывающегося к птичке. Эмма тоже сдвинулась, стараясь, чтобы ее и Корбьера разделяла жаровня. Иво это только позабавило: терпения ему было не занимать.

— Никак в толк не возьму, — промолвила девушка, наморщив лоб, точно испытывала неподдельное любопытство, — почему вы придаете этому письму такое значение. Будь оно у меня, мне все равно пришлось бы отдать его, раз уж я оказалась в вашей власти. Но чего ради вы так стремитесь им завладеть, что такого важного может быть в простом письме?

— Глупая девчонка, — воскликнул Иво, но, снисходя к ее наивности, пояснил: — В этом, как ты говоришь, простом письме жизнь и смерть: богатство, власть, земли, которые можно получить или утратить. Ты хочешь знать, какая польза от этого клочка пергамента? Королю Стефану он поможет сохранить корону. Мне, возможно, получить графство. Ну а у многих полетят головы. Думаю, даже тебе, хоть ты и простушка, известно, что Роберт Глостерский не оставил намерения высадиться в Англии и возобновить войну за возвращение на трон императрицы Матильды. Но ему нужна сильная поддержка, вот он и послал тайных гонцов к Ранульфу Честерскому, дабы убедить того выступить на стороне императрицы. Однако моего знатного родича не так-то просто подбить на рискованный шаг. Он и пальцем не пошевелит, пока не будет уверен, что дело беспроигрышное. Ранульф захотел узнать, насколько сильны сторонники Матильды, и наверняка, уж я-то его знаю, потребовал, чтобы ему сообщили о них решительно все. Роберту Глостерскому пришлось на это пойти, иначе он ничего бы не добился от Ранульфа. Полный перечень тайных недругов короля — вот что в письме. Думаю, там не меньше пятидесяти имен. И поверь мне, этот пергамент послужит падению Ранульфа, хотя его имени и нет в списке. Король не простит, что он вступил в заговор.