Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 62

62

Набросок

Перевод С. Северцева

Пляшет Гавана. Пляшет Гавана. Звонкие бедра. Полуночный час… Вижу лицо ее: кольца тумана вкруг обезумевших глаз. Танец ее — это счастье и горе, жизни и смерти спутанный бег… И сторожат ей могучее море шесть моряков, опочивших навек.

Ах, сеньора, ах, соседка!

Перевод О. Савича

Ах, сеньора, ах, соседка, померла моя наседка! Мне теперь зайти в курятник — только горе и тоска: нет ни рябенького платья, ни цветного гребешка, потому что — ах, соседка! — померла моя наседка в воскресенье поутру; да, сеньора, да, соседка, в воскресенье поутру; ах, сеньора, ах, соседка, в воскресенье поутру! Посмотрите: я вспотела. Птичий двор осиротел, и петух мой овдовел! Посмотрите, как я плачу: нос от слез совсем распух, громко вторит мне петух! Ах, сеньора, ах, соседка, как же, как же мне не плакать: умерла моя наседка!

Элегия

Перевод И. Эренбурга

Дорогой моря, добыче рад, дорогой моря пришел пират; он улыбался чужой тоске, держал он палку в сухой руке. Забыть не может моя тоска о том, что помнят и облака. Он ствол надрезал, он смял луга, он вез железо и жемчуга. Дорогой моря и черных слез на запад горя он негров вез. О том, что помнят и облака, забыть не может моя тоска. Увез он негров, чтоб негры шли, чтоб рыли недра чужой земли, и хлыст, чтоб щедро рабов хлестать, и смерть, чтоб негру, уснув, не встать. Дорогой моря идем одни; здесь я и горе моей родни. Ты не забудешь, моя тоска, о том, что помнят и облака.

Поэтическое искусство

Перевод О. Савича

Я синие знаю заливы и небо, водой повторенное, мерцание звезд потаенное, луны переливы. То ли кровь, то ль слоновая кость, — я знаю живую розу. Я знаю мимозу и виноградную гроздь. Соловей мне голос поставил, трелям вода обучала. Я вылил вино из бокала и только хрусталь оставил. * * * А свинец, что свистит, убивая? А большая земная тюрьма? Грозно море, и на море — тьма, и нет под луною рая. Тростник, от сока тяжелый, вонзается в тело, как гвозди. Пусть же знают высокие звезды про голод и холод! Ранят бичи, как ножи, не считает надсмотрщик ударов. Ступай со своею гитарой и розам про боль расскажи! А еще расскажи им про то, как новое солнце сияет. На воздушных качелях качаясь, пусть ликует каждый росток!

Зеленая ящерица

Перевод О. Савича

В Антильском, Антильском море — Карибским зовут его также — исхлестана злыми валами и легкою пеной украшена, под солнцем — оно ее гонит, а ветер назад отгоняет, а слезы живут только в песне — качается Куба на карте: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни. Венец из колючих стеблей ей плетет тростниковый сахар, но он не похож на корону, ведь носит его раба; царица в плаще — если издали, с изнанки плаща — служанка, печальнее всех печальных качается Куба на карте: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни. Но ты, у берега моря стоящий на крепкой страже морской тюремщик, запомни высоких копий сверканье, валов нарастающий грохот, язык языков пожара и ящерицу, что проснулась, чтоб вытащить когти из карты: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни.

Кабачки

Перевод О. Савича

Я люблю кабачки и рыбацкие бары, разбросанные по приморским углам, где люди пьют и ведут тары-бары, только чтоб выпить и поговорить по душам. Там Хуан Никто свой бедный напиток смакует, там Хуан Неотесанный днюет-ночует, там сидят Хуан С Большою Ноздрей, Хуан Длинный Нож и сам Хуан Простой, Хуан — простой человек, единственный — просто Хуан, без клички Хуан. Вскипающею волной нарастает там дружба людей, настоящая дружба народа, без пышных речей. Только слышишь: «Привет!», «Как живешь?», «Что с женой?». Там пахнет йодом, морскою травой, рыбой, ромом, солью и прелью, пропотевшей рубашкой, которая сохнет на теле. Будешь искать меня по вечерам в Гаване, в Пирее, в Порт-Саиде, в Бомбее, обойди кабачки и рыбацкие бары, ищи меня по таким углам, где простыв люди пьют и ведут тары-бары, только чтоб выпить и поговорить по душам.