Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 64

64

* * * Советская страна! Когда пахнуло стужей, и дули ветры Севера все злее, и петлю затянули туже у нас на шее, когда на медленном огне бесстрастно стали поджаривать нам пятки, чтоб мы сказали Вашингтону: «Все в порядке, возьми нас, мы устали» (сказали то, что не хотели), — нам ветер дружеские голоса донес: то фабрики твои и школы пели и твой колхоз. И вместе дали мы отпор, и мы свободны, как и ты, с тех пор, с одним врагом сражаться нам двоим, которого мы вместе победим. Советская страна, я отдаю тебе судьбу рассветную свою, ты указала Кубе верный путь, с которого нам не свернуть: нам столько волн враждебных било в борт! Отныне знаем мы, где порт.

ЭМИЛИО БАЛЬЯГАС[172]

Перевод М. Самаева

Мой стих

Мой стих, короткий и простой.

Хосе Марти Снова зовет меня стих мой легким дрожанием крыльев, детской ручонкой своею стих мой зовет меня снова. Хочет набегаться вволю, в венах моих нарезвиться. Листьев зеленым прибоем стих мой зовет меня снова. Он из воды и заката, птичьих рулад и ракушек сделал флажки и сигналит, чтобы о нем не забыл я. Машет он мне и ногою топает нетерпеливо, стих, этот вечный мальчишка: на карусели веселья хочет со мной покататься.

Элегия о Марии Белен Чакон

Мария Белен, Мария Белен, Мария Белен, Мария Белен Чакон, Мария Белен Чакон, Мария Белен Чакон, Камагуэй и Сантьяго, Сантьяго и Камагуэй помнят ритмов твоих циклон. О, если бы снова изгибы твои зажглись, чтоб озарить румбы небесную высь. Может быть, чья-то хула, Мария Белен, Мария Белен Чакон, чья-то хула тебя обрекла? Нет, не хула и не боль, нет, а за рассветом рассвет превращал твои легкие в тлен, Мария Белен Чакон, Мария Белен. Если б ты знала, какой ликовало синью то утро, когда тебя уносили под простынею в корзине. Скажите — пусть не танцуют, скажите, чтоб негр Андрес не мучил струны гитары трес. Пускай мулаты погасят марак напевы. Целуйте крест, и да спасет вас пречистая дева. Уже не увидят мои желанья в зеркалах твоих бедер свою погибель, и в небесах твоего обаянья не вспыхнут твои изгибы. Мария Белен, Мария Белен, Мария Белен Чакон, Камагуэй и Сантьяго, Сантьяго и Камагуэй помнят ритмов твоих циклон.

Белый друг

— Эй, товарищ! Эй, товарищ! — Это кто же? Черный белому товарищ? Вот так чудо! Черный белому товарищ? Это вдруг не переваришь… Черный белому товарищ? Непохоже. В час беды бегут за негром — помогай, брат! В час нужды приходят к негру — выручай, брат! Чуть война — и тут про негра вспомнят сразу. А для чистой работенки — черномазый. Негр глядит и улыбается! «Не худо». И скребет себе затылок: «Что ж, не худо». Черный белому понадобился — славно! И молчит он и в душе сомненье прячет. Белый — значит, одурачит. Ведь когда приходит негр за платой, слышит негр: «А ну, проваливай отсюда!» Бар для белых, ну а негра — за двери, бал для белых, ну а негра — в шею. Его не встретишь среди гостей. Если негра и приглашают — приглашают его на кухню, приглашают его к плите. Негр ухмыляется: «Ладно», негр сомневается: «Ладно»… Значит, товарищ — понятно. Значит, товарищ — посмотрим. Значит, товарищ — занятно… — Слушай, тот, кто зовет тебя, парень, только кожей своею белый, и его называют красным. Понял? — Это меняет дело.

ЭЛИСЕО ДИЕГО[173]

Родные

Перевод А. Гелескула

Сидят они прозрачными ночами, и в памяти два смутных отголоска всплывают и сливаются в молчанье — старинный вальс и синяя матроска. Придет отец, и медленны их речи, и слово долго тянется за словом; вздыхает вол, и будни человечьи волнуют кровь пустынникам суровым. Затрепетав ладонями крылато, из темноты — коней крутые выи ваяют руки, жилисты и грубы. Но студит сердце смертная прохлада, вступая в спор, — и слушают живые своей судьбы полуночные трубы.