Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 83

83

Офорт

Повис на кресте человек, врагами распят. Веревками человек опутан до пят. И ветер внизу… Страна моя сотнями кож натянута на кресты. Распятый на бубен похож. И ветер в лицо… Вся родина — на кресте… Крест падает в темноте. И ветер вверху!

Ягуа-Веве

(Комета)

Взметнулся ягуар! Чертой по небу. Костер небесный перепрыгнул. Взлохматил звездный бок, шаги умерил, вздохнул, как кошка, и прошелся мягко, и лапы изумрудные лизнул. Прыжок обдумал, решил, куда ступить, дыханье соразмерил и движенья… Потом, в дугу тугую выгнув спину, он над бездонной пропастью пронес свое мерцанье голубое.

Инамбу-И

(Дикая перепелка)

Испуг в траве! Неповторимый посвист и клюв — с землею вровень. Внезапная стрела над лугом, пронзительная звонкая раскраска под камни и песок, стремительная искорка в кустах и флейта сиесты. Смятенье перепела. Переполох в траве!

КАРМЕН СОЛЕР[233]

Перевод О. Савича

Голубка мира в Парагвае

Белая голубка смотрит и молчит. Белая голубка плачет и молчит. Что голубка может голубю сказать, если ухитрились клюв ей завязать?

Обманутые

Его зовут, как человека: Гельман. Он — «вождь» четверки тех бандитов, что повели меня в тюрьму. Высокий белокурый ариец с именем арийским, с широкою улыбкой веселого ребенка. Кто б мог подумать, как печально его занятье: держать в застенке женщин, и рыться в их одежде и бумагах, и красть стихи, мои стихи! Но если я полна лучей и света, — пусть в песне вырвутся они! Но если голоса во мне звучат, — пусть в ветре эти голоса поют! Обманутые! Даже над моей могилой услышите колокола, зовущие набатом к свободе вас!

Э. Барреда «Цветы». 1950 г.

ПЕРУ

ХОСЕ САНТОС ЧОКАНО[234]

Перевод Г. Шмакова

Сон кондора

Под небом Анд, где звезд сияют жала, на пике горном средь немых снегов, сидит он, повелитель облаков, вперив глаза в закат кроваво-алый. Его стальная грудь белей опала, в провалах глаз — сверкание зрачков, играют блеском боевых клинков кривых когтей ацтекские кинжалы. Один, как перст, глядит он хмуро ввысь, над ним туманы тихо поднялись и бахромой серебряной повисли, и в них он тонет, крыльями шурша: так тонет в море накативших мыслей усталая и сирая душа.

Кена-индейская флейта

Нет, не сестра она лесной свирели, баюкавшей сатиров и дриад! Предсмертным плачем голубя звучат ее мелодий жалобные трели. То раня слух, то слышный еле-еле, ее протяжный и щемящий лад плывет над спящей пуной наугад, немые Анды тихо колыбеля. Роняя в ночь рыданий жемчуга, она поет, стыдлива и строга, и звук ее так горестен и светел, что не понять в томительной тиши, душа ли стонет, обратившись в ветер, иль ветер стонет голосом души.

«Право, не скажу, сеньор»

О индеец смуглоликий, выйди на порог из дома, на вопрос ответь скорее, брошенный тебе в упор: «Дашь ли мне воды напиться? Приютишь ли, обогреешь, хлебом досыта накормишь?» «Право, не скажу, сеньор». Вижу я: в поту кровавом пашешь ты скупую землю, ею же богач владеет, алчный и жестокий вор, неужели ты не знаешь, что тебя земли лишили, что она — твоя от веку? «Право, не скажу, сеньор». О индеец молчаливый, отчего так смотришь хмуро, что за мысли мозг твой точат тяготам наперекор? Отчего молчишь упрямо? Что ты ищешь в жизни сирой? И о чем ты молишь бога? «Право, не скажу, сеньор». Непостижный и прекрасный отпрыск древнего народа, ты равно невозмутимо радостные дни встречаешь, боль, страданья и позор, ты величествен, как Анды, и не жалостным смиреньем — мудрым безучастьем к жизни да стоической гордыней светится твой мрачный взор. Мы с тобой по крови братья, когда меня призвал бы сам господь и так спросил бы: «Что милей — венок лавровый иль из терниев убор? Утешающие песни или стих, налитый желчью?» Я, как ты, ему б ответил: «Право, не скажу, сеньор!)