Врач в пути - Галкин Всеволод Александрович - Страница 24

В Таиззе мы остановились в гостинице, красивом особняке со множеством комнат, веранд и крытой галереей. С европейской точки зрения мебель в нем почти отсутствовала, но зато было очень тихо, много воздуха, света, простора, а вокруг — зелени и цветов.

С городом нас познакомили сотрудники миссии СССР. Кстати, почти все миссии иностранных государств находятся в Таиззе.

Побывать в местном госпитале мне не удалось. В нашем распоряжении было всего два дня, и, кроме того, самолет, на котором мы собирались лететь в Сану, мог появиться в любую минуту. У него не было точного расписания, и поэтому пассажирам следовало всегда быть наготове.

Перелет из Таизза в Сану, завершивший наш путь, оказался коротким и приятным. Внизу расстилалась грандиозная панорама гор. Горы подступали друг к другу так тесно, что даже с самолета трудно было заметить долины.

Сана расположена на высоте 2500 метров, но с воздуха кажется, что город лежит в низине, а горы начинаются только где-то далеко на горизонте.

Море плоских крыш и стремящиеся в небо башни бесчисленных минаретов, оазисы садов и желтые прогалины площадей — такой мы увидели Сану в те несколько минут, пока самолет приближался к аэропорту. С воздуха Сана казалась искусно сделанным макетом фантастического восточного города. Это впечатление усиливали непривычная компактность города и узкая лента окружавшей его стены. Великолепный, красочный макет, умело подсвеченный солнцем и поставленный для пущего эффекта на серую равнину, окруженную лиловатыми горами.

По дороге с аэродрома мы обогнули почти весь город. Крепостная стена из камня и необожженной глины тянется вокруг города. Много сторожевых башен. На улицах вооруженные солдаты. С наступлением темноты все ворота закрывают. Ни люди, ни караваны не могут войти в Сану и, если ночь застанет их за стеной, ночуют тут же, у ворот. Открывают ворота только с рассветом.

Позже я понял, что означает выражение «жить как за каменной стеной». Здесь эти слова сохраняют прямой смысл. Враждебные племена нередко нападали на город. По рассказам местных жителей, иногда провоцировали такие нападения англичане.

Сана — один из древнейших городов мира. Никто не может сказать точно, каким был его первоначальный облик. Но уже две тысячи лет назад римские историки упоминали о «Сане многобашенной» и писали о ней как о самом большом и богатом городе Аравии.

Впрочем, и сегодняшняя Сана сохранила черты глубокой древности в удивительной чистоте и неприкосновенности. Сана — своеобразный музей арабского зодчества. Вы не найдете ни одного здания, нарушающего общий стиль, ни единой современной европейской постройки. Все дома сложены из светлого или коричневого камня. Двух-, трех- или даже шестиэтажные, они отличаются друг от друга только высотой и размером, но все построены по единому плану, обусловленному климатическими особенностями страны. Глухие, лишенные окон первые этажи, открытые, плоские, с высоким парапетом крыши, которые служат балконами, гостиными, спальнями, прогулочными террасами — всем сразу. Здесь можно укрыться от зноя, пыли и чужих глаз.

Несмотря на архитектурное однообразие, дома довольно нарядны. Этому во многом способствуют большие окна верхних этажей, обведенные белыми полосками с орнаментом. Такие же полосы, широкие внизу и сужающиеся в верхней части, тянутся по фасаду, проводя условную границу между этажами. Они также украшены орнаментом.

Орнамент — основной элемент восточной декоративности — поражает разнообразием и сложностью. А ведь создают его простые мастера. Тонкий и легкий узор заполняет всю полосу, вьется, сплетается, образуя причудливый рисунок. И хотя орнамент на полосах выполнен из обыкновенного гипса и покрашен известью, на темном фоне здания они выглядят драгоценным украшением.

Арабское искусство не знает скульптуры и изображения живых существ. Это запрещено Кораном. С самого своего зарождения ислам вел ожесточенную борьбу с языческим поклонением идолам. Поэтому в арабской архитектуре применяется в основном геометрический или растительный орнамент.

В Каире и Сане я видел мечети и дворцы, внешние и внутренние стены которых были целиком покрыты узором — настоящим каменным кружевом.

Есть здесь и другие дома — низкие, бесформенные, сложенные из глыб серого камня. Это жилища бедняков. Многие дома обращены на улицу не фасадами, а глухими задними стенами без окон. Вид такой улицы непривычен для европейца. Но когда видишь идущий по ней караван верблюдов и облака пыли, поднимающиеся к небу, начинаешь понимать, почему дома «отвернулись» и спрятались за высокими стенами. А караваны шли и идут по этим каменным коридорам не одно столетие. В Йемене нет железных дорог и почти нет автомобилей, поэтому верблюды и мулы — основной вид транспорта. На лошадь араб никогда не нагрузит тяжелые тюки.

Многие улицы и площади центральных кварталов скрываются в густой тени пальм и фруктовых деревьев. Кактусовые заросли можно встретить где угодно. Их яркая, сочная зелень очень приятно оттеняется светлым фоном домов.

На улицах и площадях всегда многолюдно. По пятницам у мусульман день отдыха, и тогда кажется, что жители покинули дома и переселились на улицу. У городских ворот — скопище пеших и конных. Они словно чего-то ждут. В невысоком проеме ворот показывается первый верблюд каравана и сидящий на нем погонщик.

К полудню улицы Саны пустеют. Наступает время нестерпимой жары. С 12 до 3–4 часов дня никто не работает. Люди укрываются в спасительном полумраке и прохладе домов. Город погружается в сон. Даже кошки и собаки ложатся спать прямо посреди улицы, в мягкой пыли.

Над Саной нависают жара и тишина. Душно… К 16 часам город вновь оживает. Снова по улицам проплывают женщины в широкой пестрой одежде и ярких платках. Женщин из знатных семейств можно узнать по тяжелым бархатным платьям черного цвета и полупрозрачной вуали, закрывающей лицо. Ногти на руках и ногах у большинства йеменских женщин — знатных и простых, богатых и бедных — покрашены черной краской. Бороды мужчин красно-рыжие от хны.

В высокогорной Сане очень резки колебания температуры. Утром и днем жарко. Ночью холодно. В зимние месяцы ночыо, а иногда и по утрам на улицах лежит иней. Летом же — сильная жара. В холодное время на смену легким одеждам приходят теплые кафтаны.

Многие элементы европейского костюма — пиджаки, жилеты, носки, обувь — прочно вошли в обиход местных жителей.

Национальная же одежда йеменца — джильбаб — длинная рубаха из полотна. На голове носят куфью — маленькую шапочку, похожую на тюбетейку.

Богатые йеменцы ходят в такой же одежде, но только рубаха у них более широкая, да и сшита из дорогого белого шелка или нейлона, а расшитый золотом и серебром пояс стоит целое состояние, джамбия — в драгоценных ножнах, поверх затканной золотом куфьи — шелковая белая чалма. Такой головной убор называется «имамия».

Тонкая белая шерстяная шаль с каймой, перекинутая через плечо, — отличительный признак знатного йеменца. Носят они ее удивительно легко и непринужденно.

Так же, как взрослые, одеты и ребятишки. Восьми-девятилетние девочки из знатных семей — в длинных бархатных или шелковых платьях, закутаны в большие платки.

Дом, в котором мы поселились, назвали «домом врачей». Многие здания в городе имеют названия, заменяющие номер.

Наши комнаты на втором этаже были большими, светлыми, с глубокими нишами, широкой стеклянной дверью и лестницей, по которой мы поднимались на плоскую крышу. Оттуда открывается чудесный вид на город, далекие горы, вершину Джебель-Нукум и старинную крепость, притаившуюся у ее подножия. Крыша «дома врачей» стала своеобразным клубом: здесь мы собирались в редкие свободные от работы вечера. Отсюда же я любил наблюдать город перед наступлением ночи и на рассвете.

Закат в Сане — зрелище неповторимой красоты. Небо постепенно утрачивает синеву, бледнеет, растворяется. Воздух розовеет, и над белым городом разливается яркий и нежный «тот вечерний несказанный свет», который никакими словами не опишешь.