Исповедь Дракулы - Артамонова Елена Вадимовна - Страница 65

Таиться и играть в прятки больше не имело смысла – мои лучники начали обстреливать прибрежные заросли камыша горящими стрелами. Иссушенная сильным зноем трава вспыхнула как порох, освещая место сражения. Схватка началась. Янычары с фанатичностью самоубийц шли вперед, пытаясь любой ценой исполнить приказ султана. Они падали под ударами мечей, на смену мертвым вставали живые и продолжали атаковать, не считаясь со своими потерями. Решив поддержать боевой дух армии, я ринулся в самое пекло, демонстрируя свою силу и стремясь зарубить как можно больше врагов.

Вода у берега стала красной от крови, в ней отражались вспышки огня. Противник дрогнул. Янычары побежали к воде, но мало кому удалось уйти от стали клинка, а тех, кто все же сумел сделать это, догоняли стрелы. Враг бежал, и нам удалось получить первые трофеи этой войны – несколько брошенных при отступлении пушек. Наш берег огласили победные крики. Ко мне подъехал Гергина:

– Янычары отступили, твое высочество. Мы положили сотни три неверных, у нас тоже потери, но небольшие. Каковы будут дальнейшие распоряжения?

– Готовься к новой атаке. Султан не допустит, чтобы война началась для него с поражения. Он завалит Дунай телами, но все равно войдет в Валахию, и наша задача состоит лишь в том, чтобы основательно потрепать его на переправе. Еще одна атака – и мы отступим. Надо скрыться в темноте, пока солнце не взошло.

– Значит, все-таки уходим?

– Что нам еще делать? Ты бы удержал руками сошедшую с горы лавину?

Он ничего не ответил. А Дунай уже пересекали очередные баржи, битком набитые янычарами… Раздался треск ружей, загрохотали пушки – превосходство атакующих в вооружении делало оборону бессмысленной. Бой продолжался, но перевес сил явно был на стороне захватчиков, а наши потери множились с каждой минутой. Еще раз окинув взором место сражения, я отдал приказ отступать, и валашские отряды покинули берег реки, оставив там янычар и турок, не решившихся преследовать нас. Они устанавливали пушки, рыли траншеи, а по Дунаю все плыло и плыло несметное число барж. Вторжение началось, и теперь я мог уповать только на помощь Бога и твердость своих людей.

Шло лето 1462 года. Засушливое и знойное, жестокое, злое. Редкие дуновения ветерка доносили ставший привычным сладковатый запах дыма, выжженная немилосердным солнцем трава желтоватыми космами покрывала степь… Но не зной – страх пришел на румынскую землю, стал ее полноправным господином. Он затаился повсюду, пропитал землю и небо, людские сердца, степь и лес. Страх, более реальный, чем палящее солнце, жажда и растрескавшаяся земля…

Султанское войско стремительно двигалось вглубь Валахии, направляясь к столице княжества. С момента вторжения прошло всего несколько дней, а оно уже находилось в районе Слатины. Моя армия перемещалась в том же темпе параллельным маршрутом, не сближаясь с захватчиками, но и не теряя их из виду. Турки не могли позволить себе задерживаться на одном месте – им негде было пополнять запасы еды, а главное – воды, везде их встречали пепелища деревень, отравленные колодцы, а по ночам не давали покоя партизанские атаки. Сама природа была на нашей стороне – жара стояла невыносимая, она выматывала и без того замученных жаждой незваных гостей. Я ускользал от открытых столкновений, но днем регулярно атаковал небольшие кавалеристские отряды, отправлявшиеся на поиски продовольствия, а всякий раз после захода солнца нападал на лагерь султана, уничтожая лошадей, верблюдов и людей. Влахи налетали стремительно, словно стая волков, а потом без следа исчезали в дремучих дебрях леса. Разбойники, прежде рыскавшие по валашским лесам, а ныне вместе с войском и ополчением выступившие против султана, очень помогали в таких вылазках, своей храбростью и изобретательностью наводя ужас на впечатлительных турков.

Сегодня, как и в самые первые дни войны, мы продолжали идти по направлению к Тырговиште, немного опережая основные силы Мехмеда Завоевателя. Ночи проходили без сна, и я задремал в седле, доверившись коню, вышагивавшему по пыльной дороге… Резкий запах разлагавшихся на жаре тел и хриплое карканье воронья нарушили дремоту, возвращая к действительности. Конь подо мной захрапел, подался назад, я вздрогнул, сбрасывая остатки сна.

– Похоже, жители этой деревни не успели эвакуироваться, – заметил ехавший рядом Драгомир. – Понадеялись, что гроза пройдет стороной. А сюда в поисках продовольствия наведался турецкий отряд.

Сытые вороны не пожелали взлетать, бочком отходя от своей добычи. В такую жару плоть гнила очень быстро, и хотя смерть пришла сюда недавно, почерневшие трупы крестьян уже успели превратиться в подобие уродливых раздувшихся кукол. Жители деревушки приняли мучительную смерть – с многих из них живьем содрали кожу, а некоторых просто искромсали на куски. Но самое тягостное впечатление производили насаженные на частокол тела младенцев – почерневшие, распухшие, покрытые слоем жирных, отливающих изумрудом мух.

Это были не первые жертвы османов, которые встречались во время стремительного продвижения в глубь страны, и хотя смерть теперь стала полновластной хозяйкой Валахии, и ее безобразный оскал оставлял меня равнодушным, вид зверски замученных детей всколыхнул в душе ярость. Кровь вскипала в жилах от этого жуткого зрелища. Кулаки сжались сами собой. Глядя на мертвых детей, я думал о том, что буду резать негодяев, пока хватит сил, и, даст Бог, доберусь и до самого султана.

– Пусть убитых придадут земле, – проглотив комок, проговорил я. – Господь упокоит их души.

Солнце клонилось к горизонту, придавая пейзажу зловещий вид, – словно и небеса, и земля были залиты потоками крови. Следовало поторапливаться, в отряд прибыли двое лазутчиков с донесением о том, где остановилось на ночевку войско султана, и я собирался покинуть сожженную деревню, когда заметил на пепелище детскую фигурку. По-видимому, все это время ребенок прятался в сгоревших развалинах, сумев каким-то чудом спастись от неминуемой смерти.

Это была девочка лет десяти – чумазая, в обгоревшей одежде, с распущенными спутанными волосами. Она проворно прошмыгнула между ногами коней, подбежала ко мне, упала на колени.

– Господин…

Девчушку мучила жажда, ее губы пересохли и растрескались, и я хотел распорядиться, чтобы ей дали воды и снеди, но оказалось, маленькая девочка молила совсем о другом.

– Господин, дайте мне острый нож. Молю вас! Этим ножом я зарежу турка, который убил мою маму, братика и сестренку.

– Ты слишком мала, чтобы убивать.

– Нет! Нет, господин! Я должна отомстить. У меня хватит сил.

Она не плакала. Слезы давно иссякли. А в ее широко раскрытых глазах горел огонь ненависти.

– Ты хорошо знаешь эти места?

– Да, господин. Каждую тропинку.

– В таком случае ты поможешь нам скрытно подобраться к убийцам твоих близких. Все: мама, братик, сестренка, будут отомщены. А пока тебя накормят…

– Воды…

– И напоят вдосталь.

На протяжении похода мы часто пользовались помощью местных жителей, служивших отличными проводниками. Это было удобно, но Драгомира смущал возраст девочки:

– Твое высочество, она – совсем ребенок. Осмотрительно ли вверять ей наши жизни?

– Ее ведет месть. Это надежный проводник. Пусть девочку как следует, расспросят твои лазутчики. Малышня везде бегает, даже там, куда не заглядывают взрослые. Нам надо вновь удивить султана, а с каждым днем это делать все сложнее. Османы всякую ночь окапываются так, словно собираются держать оборону месяцами. Кто знает, вдруг девочка поможет преподнести сюрприз Мехмеду? Но в данной ситуации дело не в конкретной помощи маленького ребенка, а в справедливости, Драгомир. Месть – это единственное, что у нее осталось. Смысл жизни. Почему же я должен лишать ее этого, отталкивать прочь? Это и ее война, она такой же воин, как все мы.

Возможно, я входил в этот зал последний раз в своей жизни… Обогнав армию султана, мое войско остановилось в окрестностях Тырговиште, и я собрал военный совет в княжеском дворце, чтобы окончательно решить судьбу столицы и выработать план дальнейших действий. С самого начала войны было ясно, что город придется сдать, однако большинству моих военачальников такой план не нравился.