Цыганы - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 1

1

Цыганы шумною толпойПо Бессарабии кочуют.Они сегодня над рекойВ шатрах изодранных ночуют.Как вольность, весел их ночлегИ мирный сон под небесами;Между колесами телег,Полузавешанных коврами,Горит огонь; семья кругомГотовит ужин; в чистом полеПасутся кони; за шатромРучной медведь лежит на воле.Всё живо посреди степей:Заботы мирные семей,Готовых с утром в путь недальний,И песни жен, и крик детей,И звон походной наковальни.Но вот на табор кочевойНисходит сонное молчанье,И слышно в тишине степнойЛишь лай собак да коней ржанье.Огни везде погашены,Спокойно всё, луна сияетОдна с небесной вышиныИ тихий табор озаряет.В шатре одном старик не спит;Он перед углями сидит,Согретый их последним жаром,И в поле дальнее глядит,Ночным подернутое паром.Его молоденькая дочьПошла гулять в пустынном поле.Она привыкла к резвой воле,Она придет; но вот уж ночь,И скоро месяц уж покинетНебес далеких облака, —Земфиры нет как нет; и стынетУбогий ужин старика.Но вот она; за нею следомПо степи юноша спешит;Цыгану вовсе он неведом.«Отец мой, — дева говорит, —Веду я гостя; за курганомЕго в пустыне я нашлаИ в табор на ночь зазвала.Он хочет быть как мы цыганом;Его преследует закон,Но я ему подругой будЕго зовут Алеко — онГотов идти за мною всюду».

С т а р и к

Я рад. Останься до утраПод сенью нашего шатраИли пробудь у нас и доле,Как ты захочешь. Я готовС тобой делить и хлеб и кров.Будь наш — привыкни к нашей доле,Бродящей бедности и воле —А завтра с утренней зарейВ одной телеге мы поедем;Примись за промысел любой:Железо куй — иль песни пойИ селы обходи с медведем.

А л е к о

Я остаюсь.

З е м ф и р а

Он будет мой:Кто ж от меня его отгонит?Но поздно… месяц молодойЗашел; поля покрыты мглой,И сон меня невольно клонит...

—

Светло. Старик тихонько бродитВокруг безмолвного шатра.«Вставай, Земфира: солнце всходит,Проснись, мой гость! пора, пора!..Оставьте, дети, ложе неги!..»И с шумом высыпал народ;Шатры разобраны; телегиГотовы двинуться в поход.Всё вместе тронулось — и вотТолпа валит в пустых равнинах.Ослы в перекидных корзинахДетей играющих несут;Мужья и братья, жены, девы,И стар и млад вослед идут;Крик, шум, цыганские припевы,Медведя рев, его цепейНетерпеливое бряцанье,Лохмотьев ярких пестрота,Детей и старцев нагота,Собак и лай и завыванье,Волынки говор, скрып телег,Всё скудно, дико, всё нестройно,Но всё так живо-неспокойно,Так чуждо мертвых наших нег,Так чуждо этой жизни праздной,Как песнь рабов однообразной!

—

Уныло юноша гляделНа опустелую равнинуИ грусти тайную причинуИстолковать себе не смел.С ним черноокая Земфира,Теперь он вольный житель мира,И солнце весело над нимПолуденной красою блещет;Что ж сердце юноши трепещет?Какой заботой он томим?Птичка божия не знаетНи заботы, ни труда;Хлопотливо не свиваетДолговечного гнезда;В долгу ночь на ветке дремлет;Солнце красное взойдет,Птичка гласу бога внемлет,Встрепенется и поет.За весной, красой природы,Лето знойное пройдет —И туман и непогодыОсень поздняя несет:Людям скучно, людям горе;Птичка в дальные страны,В теплый край, за сине мореУлетает до весны.Подобно птичке беззаботнойИ он, изгнанник перелетный,Гнезда надежного не зналИ ни к чему не привыкал.Ему везде была дорога,Везде была ночлега сень;Проснувшись поутру, свой деньОн отдавал на волю бога,И жизни не могла тревогаСмутить его сердечну лень.Его порой волшебной славыМанила дальная звезда;Нежданно роскошь и забавыК нему являлись иногда;Над одинокой головоюИ гром нередко грохотал;Но он беспечно под грозоюИ в вёдро ясное дремал.И жил, не признавая властиСудьбы коварной и слепой;Но боже! как играли страстиЕго послушною душой!С каким волнением кипелиВ его измученной груди!Давно ль, на долго ль усмирели?Они проснутся: погоди!

З е м ф и р а

Скажи, мой друг: ты не жалеешьО том, что бросил на всегда?

А л е к о

Что ж бросил я?