Радиомозг - Беляев Сергей Михайлович - Страница 8

- Я, товарищи, служу очень недавно… Самому мне, по совести сказать, в деталях не разобраться. Напишу протокол, направлю дальше… А вы заявленьице напишите, доктор.

Борис Глебыч всплеснул руками.

- А ну вас… Мне вскрытия надо делать, а тут еще заявления писать? Мерси, не намерен… Федор покойника потерял, Федор в контору заявит, контора разберется… У нас в конторе такой спец Баран Баранович сидит, он выкрутит… А я еще раз - мерси…

Следователь примостился у высокой конторки, на которой обычно пишутся протоколы вскрытий, и начал писать, старательно выводя буквы. Федор в это время ходил по мертвецкой, приподнимал цинковые футлярные ящики над столами, проверял, все ли трупы в наличности.

- Остальные трупы на месте, Борис Глебыч, - наконец доложил Федор, проверив последний стол, и опять почесал в ухе. - Вот что… Ты теперь, Федя, мешок с одеждой этого пропащего принеси.

- Да, да, - живо подхватил следователь. - Принесите, товарищ.

В брезентовом мешке оказалось старенькое, забрызганное грязью пальтишко, рваная куртка, штаны и опорки. Федор перебирал этот хлам и ворчал:

- Все в целости, как полагается… Извольте удостовериться.

Следователь кончил писать и закурил махорочную самокрутку.

- Значит, труп был положен на этот стол, прикрыт футляром? Так… Дверь была заперта? Ах, эта не заперта? Почему?

Федор даже зубами заскрипел на непонятливость молодого следователя.

- Да где же это видано, чтобы их, бездыханные тела, запирать? Лежат они себе смирно, как полагается… Не убегут.

- А этот вот убег?

Все засмеялись. Федор со злостью запихнул старенькую одежонку в мешок.

- Так, значит, он живой был, ежели убег… Эта дверь не запирается, зато вон та запирается… На крючок изнутри… Я же здесь, при мертвецкой, и живу.

- Ночью-то ты ничего не слыхал? - спросил Борис Глебыч.

- Ничего… Собака раз под окном полаяла, только и всего.

Следователь встал и спрятал исписанный лист бумаги в портфель.

- Заеду сейчас в контору, отберу выписку из приемного покоя и направлю в инспекцию. Как там решат, так и будет.

Tax задумчиво смотрел через окно на больничный двор. Молодая санитарка в белом халате пробежала, как кошка, осторожно встряхиваясь, по выпавшему за ночь снегу. Снег был пухлый, белый, похожий на расстеленную гигроскопическую вату. Санитарка крепко прижимала к себе большую бутыль с дистиллированной водой. Tax подумал про санитарку: «Это Ксюша… Из аптеки бежит в хирургическое…» Потом стал думать о своем. О том, что думал еще в рентгеновском кабинете сегодня с самого раннего утра.

- А зачем вы трупы ящиками накрываете? - уже простившись, спросил следователь.

- От крыс, батенька, - ответил ему Борис Глебыч.

Федор только дернул плечами с досады: и этого, мол, не понимает… Но следователь понял:

- А-а… Неужели?

Борис Глебыч кивнул головой.

- Объедают.

- Как полагается, - добавил Федор и понес на плечах мешок за следователем в больничную контору.

- Недурненькая историйка? - спросил Борис Глебыч Таха, когда следователь с Федором ушли. - Впрочем, я не удивляюсь. В детской у Михаила Александровича лет пять назад было подобное происшествие. Принесли мальчишку в подобное учреждение. Умер, и ладно, тащи из палаты… А он очухался, да как заорет благим матом. Соскочил, прибежал к служителю… А там у служителя гости были будто, выпивали… Явился мальчишка, воет. Гости от него… Шум, гам, паника… Прибежали, говорят, из корпуса, опять в палату переправили.

Tax не слушал. Он смотрел через оконное стекло на двор.

Из ворот по вытоптанной тропиночке к аптеке шла старая слепая женщина, ее вел за руку мальчонка-поводырь. Навстречу им из дверей аптеки выскочила санитарка с корзинкой пузырьков. Старуха остановилась. Мальчонка снял измятую клочкастую шапку и поклонился санитарке, попросил милостыню. Санитарка левой рукой попридержала корзинку, а правой пошарила в кармане, достала большой кусок сахару и сунула его в руку мальчонке. Что-то сказала ему, потому что изо рта ее вырвались клубки морозного пара, и побежала к корпусу.

Мальчонка размашисто, по-деревенски перекрестился, надел шапку и дернул за руку старуху, отрывисто и деловито, тоже по-деревенски. Так крестьяне дергают клячу, застоявшуюся у водопоя.

У ворот стоял дворник Антон, грозился метлой на мальчонку и кричал: вероятно, гнал нищих со двора.

Tax отступил от окна и провел рукой по внезапно вспотевшему лбу.

- Несомненно… - прошептал он. Потом крикнул - Да ведь это был нищий!

Борис Глебыч переспросил:

- Какой нищий?

Tax глядел на Бориса Глебыча, не видя его. Говорил вслух, отвечая своим мыслям:

- Егор Картузов… Глиняная улица…

- Батенька, - воскликнул изумленный Борис Глебыч, - проснитесь.

Но Tax уже выбежал из мертвецкой.

VIII. ГОЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

Лука от неожиданности раскрыл рот и не мог сказать ни слова.

Голый человек еще больше прижался к березе и, казалось, плакал… Лука несколько раз зажмурил и разжмурил свои глаза, чтобы проверить себя, не кажется ли это ему, не привидение ли? Но Лука в привидения не верил и поэтому громко произнес первое попавшееся ему на язык слово:

- Цыц!

- Добрый товарищ… - в ответ заговорил голый человек, задрожав еще больше.

И тут Лука понял, что перед ним действительно живое существо.

- Батюшки… Да что же ты это на морозе нагишом! - воскликнул Лука. - Иди-ка сюда, в горницу… Там поговоришь.

Он помог человеку войти в сени. Отпер внутреннюю дверь и вошел в крошечную кухоньку. Человек от изнеможения тут же повалился на пол.

- Это ты, Лука? - раздался из следующей комнаты слабый голос Аннушки.

- Я… да еще с гостем… - Лука схватил с кухонной полки большую глиняную миску, выбежал в палисадник, набрал в миску только что выпавшего пушистого снегу и вернулся. Человек лежал, закрывши глаза, шептал еле внятно:

- Разотрите мне ноги и руки… Правую, правую, пожалуйста…

Лука стал растирать человека снегом, потом влил ему в рот хорошую порцию водки.

- Что это такое? - спрашивала несколько раз Луку Аннушка из-за перегородки, слыша возню хлопотавшего мужа.

- И сам не знаю… Сейчас разберем… - отвечал Лука, стараясь изо всех сил растирать распластанного на полу человека.

Правая рука человека закоченела, кулак был сжат и не разжимался. Лука удвоил усилия… Наконец пальцы правой руки разомкнулись, и пачка скомканных бумажных листков выпала к ногам наклонившегося Луки. Человек раскрыл глаза.

- Спасибо, - слабым голосом произнес он. - Дайте мне во что-нибудь одеться.

Лука пошел в комнату достать человеку одежду. Пока он снимал с гвоздей, вбитых в стену, старые штаны и рубаху, он вкратце рассказал Аннушке о странном голом человеке.

- Самовар ставь, самовар, - заторопила Луку Аннушка. - Гляди-ка, дело какое… Как еще до смерти не замерз… Вот оказия…

Лука вздувал у печки самовар. Человек дрожащими руками надевал на себя штаны и рубаху, вздыхая и всхлипывая. Лука поднял с полу валявшийся комок и подал человеку.

- Документы-то возьми.

Человек взял их плохо сгибавшимися пальцами, сунул в карман штанов и кряхтя взлез на табуретку. Лука наставил трубу на самовар и принялся разглядывать сидевшего человека. Седые волосы его были взлохмачены и местами смерзлись. По грязному бритому лицу полосами текли струйки воды. Мутные глаза тяжело двигались под нависшими отечными веками. Человек дрожал и постукивал пятками об пол. Луке стало жалко человека.

- Что, в озноб бросило? Надевай-ка мой тулупчик, он согреет… Да в комнату пройди, ничего, там у меня хозяйка… А самовар сей минут поспеет. Напьешься тепленького, спать уложу.

- Спасибо.

Человек надел тулупчик Луки и, нагнувшись, прошел из кухоньки в большую комнату, где лежала Аннушка.

- Да что же это с вами случилось такое? - любопытно спросила она у человека, который, однако, не сразу ответил на вопрос.