Умирать — в крайнем случае - Райнов Богомил Николаев - Страница 17

— Пока что я вам не обещал и этого.

— А еще удивляетесь, что я вам не предлагаю никакого плана.

— Слушайте, Питер! — заявляет Дрейк с чуть заметной угрозой в голосе. — Я вам плачу не за то, чтобы вы позволяли себе разговаривать таким тоном. Я ввел в своей фирме стиль работы, нарушать который не позволю.

Я киваю.

— Мне это известно. И я не сомневаюсь, что, если понадобится, вы мне продемонстрируете этот ваш стиль. Вы можете меня бить до полусмерти, мистер Дрейк, но в таком случае раз и навсегда проститесь с мыслью, что я вас посвящу в свой план.

— Это покажет будущее.

— Зачем же заглядывать в будущее? Не разумнее ли теперь же понять, что если вы — человек крайне бесцеремонный, то я — человек страшно упрямый. Упрямый до самоубийства, уверяю вас.

— Это покажет будущее, — повторяет Дрейк, не повышая голоса, но с мрачной интонацией.

— Чудесно, — заключаю я и встаю с кресла. — Раз вы не способны на большее, зовите ваших горилл. Мне нечего больше сказать.

— Я не разрешил вам идти, Питер, — бурчит шеф.

— Я просто не хочу отнимать у вас время зря. Разговор окончен. Зовите ваших подручных.

— На этот раз вас ждут не подручные, Питер! На этот раз вас ждет наш общий друг, чрезвычайный и полномочный посол смерти. Вообще же я склонен проявить милосердие, которого вы не заслуживаете, и пошлю вас на тот свет без проволочек.

Если Дрейк ожидал услышать слова горячей благодарности, то он ошибся, я просто киваю и иду к двери. Если этот тип и на этот раз выдержит, значит, нервы у него стальные.

Он выдерживает. Только чуть громче обычного рычит:

— Идите сюда, Питер! И не злоупотребляйте моим терпением!

— Мне нет смысла возвращаться из-за горсти медяков, сэр, — говорю я, но все же останавливаюсь посреди кабинета. — Я свою жизнь превратил в азартную игру и спокойно могу ее проиграть, но не буду ни вашим швейцаром, на вашим слугой, ни вашей половой тряпкой. Понятно?

— Слушайте, ослиная вы голова! Предлагать вам что бы то ни было или не предлагать — это позвольте решать мне. И вопрос о том, ликвидировать вас или нет, тоже буду решать я. Но сначала я должен вас выслушать. Так что садитесь и говорите, а потом увидим.

Я колеблюсь, но в эту минуту ловлю знак, который делает мне Бренда; чуть заметное движение ресниц говорит мне: «Садитесь», — она дает понять, что я довел Дрейка до крайних пределов терпения. Что ж, ей лучше знать, она достаточно близко знакома с этим самым Дрейком, и мне лучше послушаться ее. Я возвращаюсь на место и снова погружаюсь в шелковое кресло.

— Если я ставлю вопрос о вознаграждении, сэр, то не из нахальства, а из элементарного чувства справедливости. План, который я мог бы вам предложить, — не дурацкие фантазии, а реальная возможность заработать миллионы. И если дело дойдет до его выполнения, я готов все взять в свои руки и провести операцию до мельчайших подробностей. А это значит, что меня ждет известный риск. Ведь обеспечить умелое проведение операции — значит рисковать собственной шкурой.

— Довольно хвастать. Говорите по существу.

— Сначала говорите вы.

— Наоборот, друг мой, наоборот!

Я молчу, бессмысленно обводя комнату взглядом, и мне кажется, что металлическая дама снова делает мне знак ресницами.

— Хорошо, — уступаю я. — Будь по-вашему. В конце концов, то, что вы услышите, никакой пользы вам не принесет, пока не превратится из проекта в дело. В дело же вам его без меня не превратить. Вам потребуется моя помощь, а не Милева и прочих мелких мошенников.

— Вашу честность тоже еще надо доказать, Питер.

— Вот вы и заставьте меня доказать ее. Чем больше человек экономически заинтересован жить честно, тем он честнее.

— Пока что все ваши претензии — в области общих фраз, — напоминает мне Дрейк.

— Перейдем к конкретным фактам. Во-первых, если вы собираетесь перебрасывать гашиш, то это глупость, о которой и говорить не стоит.

— Мне лучше знать, глупость это или нет, — хладнокровно возражает шеф. — Потому что на этом деле зарабатываю я, а не вы.

— Сэр, мы с вами смотрим на вещи с разных точек зрения. Гашиш — штука объемистая, а цена на него не бог весть какая. Переправлять его трудно, а толку мало. Стоит ли возиться?

— Что же вы предлагаете? Бриллианты в двадцать каратов?

— Героин.

— Героин, мой друг, производят здесь, на Западе. С Востока привозят опиум и делают из него героин.

— Значит, надо действовать по-другому. Делать героин на Востоке и везти на Запад в готовом виде. Стоит миллионы, объем невелик — вот это товар.

— Вам легко фантазировать. А сделать это гораздо труднее.

— Я не фантазирую, а говорю серьезно. Если вы хотите одним ударом сорвать хороший куш, это — единственная возможность. Систематическая переброска объемистых пакетов исключается. И если вы остановились на гашише, то лучше возите его на машинах, как и раньше, и пусть девяносто процентов товара у вас забирают на границе.

Шеф погружается в размышления. Потом лезет в кармашек смокинга, достает длинную сигару и начинает аккуратно разворачивать ее целлофановое одеяние, чтобы перейти к следующей операции — отрезанию кончика. А потом, само собой, закуривает.

— Хорошо. Этот вопрос мы сейчас обсуждать не станем. Валяйте дальше, — велит Дрейк, направляя на меня струю дыма, чтобы я мог оценить аромат его сигары.

— Если вы сможете подготовить пакет героина весом в пять, даже в десять килограммов…

— Десять килограммов героина? — Дрейк поднимает брови. — А вы знаете, что это такое в денежном выражении?

— Приблизительно. Но когда у вас есть надежный канал, десять килограммов лучше, чем пять или два…

— Этот канал должен быть абсолютно надежным, Питер! — перебивает меня рыжий.

Надо сказать, что уголек на его физиономии в эту минуту раскален до предела, и это кажется странным, потому что ни перед ним, ни рядом я не вижу ничего похожего на горючее.

— Надежный на девяносто восемь процентов, — уточняю я. — Я оставляю два процента на всякие неожиданности.

— Бросьте, мы сейчас не говорим о процентах.

— У нас в Болгарии, если хотите сказать, что все идет гладко, говорят: как по воде. Я моряк, сэр, можете мне поверить: по воде действительно лучше всего. Не так трясет, как на суше.

Я ненадолго умолкаю, чтобы закурить и посильнее разжечь любопытство шефа.

— От ваших людей требуется, чтобы они как следует упаковали героин и соответствующим способом прикрепили его к подводной части определенного судна, идущего из Босфора в Варну или Бургас, как решите. И все. Всю остальную часть операции обеспечу я и мои люди. Единственная ваша забота — забрать товар в Вене. Вас это устраивает?

— Точнее, если можете! — призывает меня Дрейк.

— Можно и точнее: мой человек забирает товар с корабля и перевозит его в соответствующий порт на Дунае, где таким же образом прикрепляет к днищу какой-нибудь баржи. А вы забираете его в Австрии. Чего же еще?

Дрейк молчит, наполняя комнату клубами дыма.

— В общих чертах ваш план искусителен, — констатирует он наконец. — Но чтобы воплотить его в жизнь, понадобится немало уточнений.

— Я готов и к уточнениям.

— Например, формы связи. Вы знаете, что это — вопрос очень деликатный.

— Связь должна быть очень простой и очень надежной. Когда мы узнаем название судна и время его прибытия в Болгарию, я пошлю моим людям несколько почтовых открыток с самым невинным текстом. А когда героин будет переброшен на баржу, на ваш адрес в Австрии придут другие открытки, такие же невинные. Баржа — тихоходное судно, и хотя бы часть открыток обязательно дойдет. Надо только подумать, где указывать название баржи: на самой открытке, или на марке, или, если угодно, под маркой. Для этого существует сто способов.

— А люди? — спрашивает шеф, щурясь от дыма, который сам же и напустил в комнату. — Вопрос с людьми еще деликатнее, Питер!

— Людей я вам не дам. Дюжину, две, три дюжины надежных людей, за скромное вознаграждение готовых на все. Но лично я предпочел бы группу в четыре-пять человек; один из них будет всем руководить и за все передо мной отвечать.