Цена любви - Ранн Шейла - Страница 41

— Как только ты начнешь играть, — предупредил Патрик, — арабы уйдут.

— Ничего, — ответила я. — Все равно не успеваю следить за происходящим.

И правда: черный шарик подпрыгивал и останавливался на черных или красных номерах, и стопки фишек за считанные минуты превращались в горы. Стопка Патрика стремительно росла, пришлось разбить ее сначала на две, потом на три, четыре части. В азарте я перехватила бокал с шампанским в левую руку, потому что правая наслаждалась волнующим контактом с черными и коричневыми фишками.

— Идем, Бетти, — Патрик обнял меня за плечи. — Поиграем в кости. Мы и так задержались у рулетки. Арабы проигрывают и винят в этом тебя.

— Мне доводилось играть в кости, — бросила я, — но очень давно. Здорово! Правда, тогда у меня не было собственных денег, поэтому я всегда спускала деньги кавалера.

— Почему бы тебе для начала не воспользоваться моим капиталом? — предложил Патрик. — Вот фишки на сумму десять тысяч долларов. Расплатишься со мной, если выиграешь. Не беда, если и проиграешь. Я только что выиграл двести тысяч.

Возле стола для игры в кости мужчины и женщины в парижских и итальянских вечерних костюмах делали ставки на японском и шведском языках; тут же играли члены английской рок-группы, облаченные в «металл».

— Девять. — Элизабет протянула крупье яркую стопку красных фишек.

— Nueve, девять, — подтвердил он.

— Десять. — Патрик положил маленькую стопку фишек на стол.

— Десять, dieze, — повторил крупье.

Кто-то бросил кости. Стопки фишек начали заполнять поля на зеленом фетровом столе.

— Четыре, шесть и восемь.

На столе появились новые стопки цветных фишек.

— Dos, двойка, tres, тройка, cinco, пятерка, — назвал крупье три следующие ставки, быстро переставляя фишки.

Я затаила дыхание. Пожалуйста, только не семерка.

— Cuatro, четверка, seis, шестерка, ocho, восьмерка, — ангельским голосом произнес крупье, подтверждая следующие ставки.

Мы с Патриком ударили по рукам и сделали ставки до следующей игры. «Металлисты» и японцы посмотрели в нашу сторону. Мы снова ударили по рукам.

— Девять, — крикнула я; кости отскочили от внутреннего бортика стола и покатились к дальнему краю.

— Девять, nueve, — объявил крупье.

Стопка красных фишек рядом со мной подросла.

— Еще раз, — крикнула я. Снова выпала девятка.

Мы забрали свои фишки с зеленого фетра и поставили на деревянную окантовку стола. Стопки цветных дисков выстроились длинным изогнутым рядом.

— Siete, семь, — объявил крупье; помощник с помощью палочки забрал фишки проигравших.

Снова ставки. Еще бросок — и Патрик, а с ними и другие, поставившие на одиннадцать, радостно вскрикнули. Затем выпала пятерка. Стол напоминал оживленный улей, игроки выкрикивали номера и протягивали стопки фишек крупье, который раскладывал их на цветные поля по всему столу.

Теперь кости бросал один из «металлистов».

— Девятка, приятель, — произнес он.

Он бросил кости рукой, обтянутой черной металлической сеткой. Выпала девятка. Японка в парижском костюме назвала восьмерку, и выпала восьмерка. Через несколько удачных розыгрышей выпала ненавистная семерка, и изогнутая палочка смела со стола все наши мечты. Я быстро подсчитала свой выигрыш — восемьдесят тысяч. Отдала Патрику фишки на десять тысяч и собралась продолжать. Впрочем, взглянув на Патрика, заметила его неподвижные бесцветные глаза и… страх.

— Я здорово вырвался вперед, Леди Удача, — от волнения Патрик охрип. — Испытаем судьбу еще раз.

Перед новыми ставками мы глотнули виски. Я с удовольствием ощутила тяжесть бокала как символ большей власти и уверенности, чем изящный бокал с шампанским. Ставки прекратились, и Патрик бросил кости. Выпала пятерка.

— Двойка, — крикнула я крупье и положила коричневую стопку фишек на игровое поле. Теперь, видя мой выигрыш, арабы подошли к нашему столу. В эйфории они делали крупные ставки.

Патрик поставил цветные стопки в разные места. Затем поцеловал и бросил кости.

— Siete, семь, — произнес крупье.

Мы проиграли. Помощник крупье очистил стол.

С этого момента дела пошли плохо. Не знаю, что случилось, но мы проигрывали до тех пор, пока фишки не кончились, и мне пришлось купить новые. С помощью своей платиновой карточки «Америкен экспресс» я накупила на двести тысяч долларов. Внезапно меня осенило: если я проиграю, в моей жизни ничего не изменится… Почему я не замечала этого раньше?.. Мне почти хотелось проиграть, чтобы доказать себе… Ведь последующие отчисления от «Фирензе» и фильма об олимпиаде покроют потерю. Можно было не брать у Патрика те первые десять тысяч. Неужели мне по-прежнему кажется, что только мужчина может обогатить меня? Или, что еще хуже, что он должен за меня платить?

Я обошла стол для игры в кости, рассматривая игроков и подсознательно считая, что у всех них денег больше, чем у меня, больше знаний о деньгах, больше прав. Сейчас все они проигрывали и выглядели обеспокоенно и жалко; лишь Патрик, несмотря на проигрыш, был так же счастлив, как и я.

— Не радуйся слишком сильно, Патрик, — мне захотелось его раззодорить. — Я снова помогу тебе выиграть.

— Бетти, попытка сделать меня богатым и респектабельным обречена, — серьезно произнес Патрик.

— Я сделаю тебя богатым, Патрик, — пообещала я, с первого раза выбросив семерку, — но сделать респектабельным мне не по силам.

— Стоит только разбогатеть, и мир заставит меня стать респектабельным. Даст мне жену, детей, страховой полис и большой живот для пива.

— Одиннадцать, — произнес крупье.

Глаза Патрика снова стали бесцветными, он замер. Этот человек боялся богатства.

Мы меняли столы, бросали кости, делали ставки, выигрывали и проигрывали, выигрывали и проигрывали, проигрывали, проигрывали. Наконец остановились, и оказалось, что я потеряла сотню тысяч, а Патрик — три сотни. Мы оба здорово набрались и пребывали в состоянии счастливой истерии, особенно Патрик, потому что ему не грозило обрести жену, детей и страховку. Мы оба остались свободными, а за это можно отдать любые деньги.

— Хорошо бы пообедать, моя королева, — Патрик с трудом ворочал языком.