Черный Лотос - Роулэнд Лора Джо - Страница 24

Наконец сёгун промолвил:

– Знайте, сёсакан Сано, я требую действий. Либо докажите, что девушка невиновна, либо узнайте, кто виновен. В противном случае я передам следствие, э-э, в другие руки.

Правитель обвел глазами зал и задержал взгляд на Макино. В церемонном поклоне старейшины чувствовалось довольство.

– Если вы в скором времени не представите результатов, – продолжал сёгун, – я буду вынужден также пересмотреть ваши, э-э, полномочия в бакуфу.

Макино метнул на противника торжествующий взгляд. Сано смятенно осознал, что с этим делом его карьера может бесславно закончиться. Еще он понял, что спасти положение наверняка можно, лишь доказав вину Хару, и тянуть с этим нельзя.

– Все свободны, – произнес сёгун, взмахнув веером в сторону собравшихся.

Вернувшись домой, Сано вызвал к себе в кабинет четырех сыщиков и сказал:

– У меня для вас новое поручение: тайная слежка за сектой Черного Лотоса.

Этих людей он избрал потому, что они не были задействованы в расследовании пожара и еще не примелькались в храме. Сначала Сано обратился к Канрю и Хатии, бывшим полицейским, немного старше его по возрасту.

– Вам предстоит замаскироваться под паломников и побродить вокруг храма.

– Что мы ищем? – спросил Канрю.

Его сонная наружность скрывала талантливого шпиона. Когда Сано пересказал ему историю беглого монаха, сыщик переглянулся со своим мускулистым соседом Хатией, чей дружелюбный нрав подкупал многих, особенно всякое отребье с преступным прошлым. Парочка покорно склонилась перед Сано, верная самурайской традиции безоговорочного подчинения хозяину, но тот все же почувствовал их скептицизм.

– Знаю, звучит невероятно, – сказал он. – Но если в этом храме творится неладное, имеющее отношение к поджогу и убийствам, мы должны это знать.

Двум другим сыщикам он сказал:

– Вы же готовьтесь к внедрению в секту.

Эти юноши, Такео и Тадао, были близнецами из семьи старинных вассалов Токугавы и служили у Сано. Оба славились особой статью и удалью. Теперь они ловили каждое наставление Сано.

– Придя туда, попытайтесь изобразить набожность и скажите, что хотели бы вступить в монастырь при храме Черного Лотоса. Когда окажетесь в числе послушников, разузнайте, что доподлинно происходит в секте.

– Так точно, хозяин, – хором отозвались, кланяясь, Такео и Тадао.

– Ты, Канрю-сан, отвечаешь за наблюдение, – сказал Сано. – Будешь докладывать обо всех переменах.

– А вы сегодня поедете в храм? – спросил Канрю, когда сыщики собрались уходить.

Помешкав секунду, Сано ответил:

– Возможно, позднее. Надо уладить еще одно дело.

Район Кодзимати тянулся поперек Эдо, чуть западнее замка, вдоль дороги, ведущей на Ёцуя – вотчину остальных членов дома Токугава. Здесь, в узком коридоре, образованном особняками даймё и их вассалов, обретались торговцы самых разных мастей. Повара готовили и разносили еду, харчевни и чайные обслуживали проезжих, а в святилище Хиракава Тэндзин приютился один из немногих вечерних базаров в Эдо. За счет оживленной торговли местный жилой район ширился и процветал.

На пути мимо лавки, источающей запах бродящей соевой пасты, Сано застал легкий дождь. Окружавшие его толпы запестрели зонтами. На душе у Сано было тягостно и уныло – ведь он обещал Рэйко лично побывать в секте, а не посылать вместо себя сыщиков. Вдобавок он не сказал ей, что собирается проверить прошлое Хару. Ему это казалось необходимым для раскрытия истинного облика девушки. А Рэйко могла заподозрить его в недоверии к ее словам или в нападках на Хару, чего Сано совсем не хотелось. Однако для своего же спокойствия он должен был узнать, виновна ли Хару. Если да, он заключит ее под стражу – на радость сёгуну и прочим; если же нет, станет искать другие зацепки. Может быть, то, что он обнаружит на малой родине Хару, убедит Рэйко принять его сторону.

Сано различил впереди главную достопримечательность Кодзимати: охотничий рынок, где торговали олениной, вепрятиной, медвежатиной и прочей дичью из горных лесов, окружающих Эдо. В воздухе стоял гомон торгующихся, жужжание мух над тушами, висящих на крючьях или лежащих на поддонах, запах крови и разложения. Чуть дальше у дороги стояла известная харчевня под названием "Ямасакана" – "Горная рыба", где подавались лечебные кушанья[13].

В ряду приземистых, льнущих стена к стене домиков за "Ямасаканой" Сано увидел закусочную с вывеской "Горячая лапша". По-видимому, она-то и принадлежала некогда семье Хару. Куцые синие занавеси, свисающие с карниза, притеняли деревянный настил для посетителей. До обеда было еще далеко, поэтому лавка пустовала, но ее дверь была отодвинута. Спешившись и привязав коня к столбику, Сано услышал звон сковородок в глубине кухни; оттуда валил дым. Судя по всему, заимодатели, отнявшие закусочную в погашение долгов отца Хару, продали ее кому-то еще.

Едва Сано переступил порог, как к нему вышел сам хозяин, человек средних лет в синем хлопковом кимоно и с белой повязкой поперек лба. Сано представился и сказал:

– Я собираю сведения о семье, которая владела этой лавкой до вас. Вы их не знали?

На круглом открытом лице лавочника возникло недоумение.

– Как не знать, господин! Они были моими родителями. Одиннадцать лет назад они умерли. С тех пор мы с женой держим здесь торговлю. – Он махнул рукой в сторону кухни где женщина у плиты помешивала что-то в дымящихся чанах, стоя в окружении разделочных досок с горками нарезанных овощей.

– Должно быть, я ошибся местом, – произнес Сано. – Те, кого я разыскиваю, умерли два года назад. У них была дочь по имени Хару.

Он было собрался спросить, не знал ли лавочник эту семью, как вдруг тот сделался бледный как смерть, упал на колени и страдальчески простонал:

– Хару-тян...

Невысокая щуплая женщина с узлом седеющих волос на макушке выбежала из кухни и принялась распекать мужа:

– Ты же обещал больше не упоминать о ней!

Миг спустя, впрочем, ее ярость развеялась, осталось одно беспокойство.

– В чем дело? – Женщина перевела встревоженный взгляд на Сано. – А вы кто такой?

– Господин главный следователь сёгуна, – сдавленно отозвался лавочник. – Он о ней спрашивал.

– Значит, Хару вам знакома? – спросил порядком озадаченный Сано.

– Нет. – Женщина предупреждающе взглянула на мужа.

Тот поднял на Сано потухшие глаза.

– Она была нашей дочерью.

– Вашей дочерью? Но ведь, если не ошибаюсь, Хару осиротела, когда ее родители умерли от лихорадки!

Плечи хозяина горестно поникли.

– Значит, вам передали неправду. Мы-то живы... это Хару мертва.

Сано затряс головой, пытаясь прояснить ситуацию.

– Хару живет в монастыре при храме Дзодзё. – Он рассказал о пожаре с тройным убийством и о положении, в которое Хару попала. Чета выслушала его, не издав ни звука, – очевидно, до них еще не дошли последние вести. – Думаю, произошло недоразумение, – сказал наконец Сано. – Не может быть, что мы говорим об одной...

Внезапно мужчина всхрапнул, и Сано осознал, что он плачет, хотя глаза его оставались сухими. Женщина прижала ладони к пепельно-серым щекам.

– Не может быть, – пролепетала она.

Котел на кухне забурлил, вода выплескивалась в очаг и шипела на раскаленных углях; поднялись клубы пара. Хозяйка метнулась к плите и сняла котел. Хозяин, пошатываясь, встал.

– Нет никакого недоразумения, – сказал он печально. – Известная вам Хару действительно наша дочь. Для нас она умерла, пусть мы и знали о ее существовании все это время.

Итак, Хару солгала, что она сирота. Открытие озадачило Сано, но не удивило. Он спрашивал себя, была ли хоть крупица правды во всей ее истории.

– Она что, убежала? – Потом его посетила другая мысль. – Вы отреклись от нее?

– А чего бы вы ждали? – вскинулась женщина, вытирая руки о тряпицу. Ее лицо исказилось от негодования. Теперь Сано заметил ее сходство с Хару – в хрупком сложении, разлете бровей и тонкости черт. – После всего, что она натворила!

13

Буддизм позволял есть мясо в одном случае – по медицинским показаниям. Некоторые болезни лечили отварами и эликсирами животного происхождения. – Примеч. авт.