Черный Лотос - Роулэнд Лора Джо - Страница 45

20

Я принесу счастье в мир,

Словно дождь, изливающий всем

свою влагу:

Людям разных чинов,

И ума,

И достатка, —

Никого не обделяя.

Сутра Черного Лотоса

Дзюнкецу-ин стояла у раскрытого окна и со второго этажа настоятельского флигеля взирала на храм Черного Лотоса. Двор под матово-серым полночным небом укрывали древесные куши. Колокол в храме пробил одиннадцать ударов, пламя в каменных фонарях вдоль тропинки колыхнулось на холодном ветру. Дневные паломники убрались восвояси, монахини и священники закрыли за собой двери обителей. Кусая губы, Дзюнкецу-ин наблюдала, как сыщик Сано и его подчиненные отправились к главным воротам. Она еще не отошла от недавних расспросов, касающихся ее отношений с сиделкой Тиэ.

– Не бойся сёсакан-самы, – раздалось у нее за спиной.

Дзюнкецу-ин, вздрогнув, затворила окно и обернулась. Анраку двигался так быстро и бесшумно, что она не слышала и лишь изредка замечала, когда он входил. Казалось, он появляется мгновенно, точно по волшебству, и всякий раз угадывает ее мысли. Сейчас Анраку возлежал на высокой кровати с ало-золотым балдахином и горкой вышитых подушек. Его парчовая накидка и канареечного цвета ряса сияли в свете медных ламп. Одну из стен покрывала фреска, изображающая Будду в пылающем, усыпанном драгоценностями гробу. На алтаре стоял огромный бронзовый фаллос и курились благовония, занавеси скрывали проходы в смежные комнаты. Свои владения первосвященник устроил по образцу некоего дворца, где побывал в одно из своих астральных путешествий по Индии. При виде Анраку Дзюнкецу-ин охватило желание. Она спустила с волос покрывало и приосанилась, чтобы выглядеть как можно привлекательнее.

– "Страх есть губитель для духа. – Анраку цитировал сутру Черного Лотоса. – Люди мелкие обретают силу ценой чужого страха. Борись со страхами, и сила достанется тебе".

– Да, но Хару наговорила обо мне гадостей! – Дзюнкецу-ин снова объяла тревога, едва она вспомнила, как Сано передал ей рассказ Хару о травле Тиэ.

– Сёсакан-сама ей не поверил, – махнул рукой Анраку, – как не верит тому, что она застала Ояму и Кумасиро в момент ссоры, и тому, что доктор Мива пытался принудить к чему-то убитую.

По слухам, Сано сегодня допрашивал Миву и Кумасиро. Может быть, они сами рассказали Анраку об этом, а может, он пришел к такому выводу на основании своих же откровений. Дзюнкецу-ин почти захотелось, чтобы Сано поверил болтовне Хару. Доктор и впрямь был извращенец, а Кумасиро обращался с ней как с ничтожеством. Оба завидовали ее близости к Анраку, и обоих она презирала всей душой. Тем не менее любое подозрение в их адрес было вызовом и ей, и всей секте.

– Мне не нравится, что этот Сано проверяет все россказни Хару, – сказала Дзюнкецу-ин. Анраку нахмурился. Вообще-то последователям запрещалось оспаривать его мудрость, но Дзюнкецу-ин поспешила предостеречь его: – Сано пробыл здесь целый день, всех расспрашивал и повсюду совал нос. Если так пойдет дальше, он рано или поздно найдет подтверждение девчонкиным сплетням.

Зная, что Анраку не любит, когда его расспрашивают, Дзюнкецу-ин все же отважилась на это:

– О чем вы с ним сегодня говорили?

Анраку легко вскочил на ноги и схватил ее за плечи.

– Мне решать, что тебе нужно знать, и я скажу лишь тогда, когда сочту нужным, – процедил он угрожающим тоном, предназначенным для провинившихся подчиненных. – Каковы главные заповеди Черного Лотоса?

– Вы – бодхисатва Неисчерпаемой Силы, – пробормотала Дзюнкецу-ин, испугавшись его гнева. – Только вы знаете путь, уготованный каждому в жизни. И тем, кто подчинится бодхисатве Неисчерпаемой Силы, суждено уподобиться Будде.

– Тогда признай мою власть или понеси наказание.

– Простите, я вовсе не думала вас оскорбить, – поспешила извиниться она, отлично сознавая, насколько шатко ее положение первой поверенной. – Меня лишь тревожит, что Сано готов обвинить вас в пожаре и убийствах.

Даже если Анраку не убивал и не поджигал собственноручно, разве не он отвечает за все происходящее в храме?

– Так ты осмеливаешься заявлять, что этот Сано способен противостоять мне? – Анраку выглядел взбешенным, и Дзюнкецу-ин съежилась в страхе. – Если твоя вера в меня так слаба, я найду другую помощницу, достойную тех милостей, которыми я тебя одаривал.

– Не надо! Простите! – взмолилась Дзюнкецу-ин.

Тяжесть его ладоней распалила ее страсть и пробудила воспоминания о других руках, что касались ее в те годы, когда она звалась не Дзюнкецу-ин, а Ирис. Первым был ее отец, владелец лавки на улице Гиндза, торговавший соевым творогом тофу. По ночам Ирис, ее родители и две младшие сестры ложились спать в единственной комнатушке, составлявшей жилую часть лавки. Когда Ирис было восемь, отец забрался к ней под одеяло и стал ее тискать.

– Лежи тихо, – шептал он.

Пока вся семья спала, он подмял Ирис под себя и овладел ею, зажав рот ладонью, чтобы никто не услышал ее плача, а когда кончил, сказал:

– Пожалуешься – убью. Будешь паинькой, и я тебя осчастливлю.

Наутро у Ирис так сильно болело в паху, что она едва могла двигаться, но, помня отцовские угрозы, она постаралась вести себя как ни в чем не бывало. Потом он купил ей красивую куклу. Следующие несколько лет она терпела ночные домогательства отца, за что тот дарил ей игрушки, нарядные кимоно и сладости. Он нежил и хвалил ее, не замечая других дочерей, позволял играть целыми днями, вместо того чтобы помогать по хозяйству слабовольной, уступчивой матери. Впрочем, Ирис недолго радовалась власти тайнообладательницы – однажды отец прекратил к ней наведываться и переключился на среднюю из сестер, Лилию. Теперь семейной батрачкой стала Ирис. Она возненавидела отца за измену и скучала по былым привилегиям. Но ей было тринадцать, она повзрослела и похорошела. Наводя чистоту в лавке, Ирис замечала, как мужчины на нее заглядывались. Как-то с ней остановился поболтать один плотник. Он был молод и недурен собой.

Ирис спросила:

– Сколько дашь, если я тебе уступлю?

Парень отсыпал ей горсть медяков и отвел в переулок за лавкой. Новые ощущения взбудоражили Ирис: она поняла, что близость дает возможность не только получать удовольствие, но и заработать. Вскоре у нее было множество любовников, которые дарили ей деньги и подарки. Отец Ирис заболел, когда ей исполнилось шестнадцать, и перед смертью успел выдать ее за своего подмастерья и отписать им лавку. Муж Ирис был человеком слабохарактерным и скоро оказался у жены под каблуком: после свадьбы она не оставила своих похождений и собрала достаточно средств, чтобы жить в роскоши.

Сама того не ведая, она уже ступила на путь, приведший ее в храм Черного Лотоса, в эту комнату, к Анраку на покаяние.

– Я всецело верю вам, – произнесла Дзюнкецу-ин, упав ниц и лаская его ноги сквозь желтое одеяние. Как она его жаждала! Как легко он мог прогнать ее прочь! – Ваши мудрость и сила безграничны.

К ее облегчению, Анраку перестал хмуриться и благодушно улыбнулся. Потом взял ее за руки и поднял с колен.

– Не будем отвлекаться на обывателей вроде сёсакан-самы, ведь наша судьба уже не за горами.

– Значит, время близится? – воодушевилась Дзюнкецу-ин.

– Очень скоро мои пророчества сбудутся, – вполголоса возвестил Анраку. Он словно светился в мерцающем пламени, руки, гладкие и сильные, сжимали ее ладони. – Каждый последователь Черного Лотоса достигнет просветления в торжестве, равного которому человечество не видывало. Когда я перекрою мир по-новому, ты будешь со мной.

При мысли об этом Дзюнкецу-ин затрепетала. Однако ее по-прежнему одолевали сомнения.

– Все свершится, несмотря ни на что? – спросила она, одновременно боясь оскорбить Анраку своими тревогами о том, что пожар и убийства могут расстроить его планы.

– Судьба не ждет. – Его единственный глаз подернулся мечтательной дымкой. – Меня никто не остановит.

Дзюнкецу-ин все еще колебалась. А вдруг Анраку не отдает себе отчета в том, что расследование Сано и вмешательство госпожи Рэйко могут загубить его дело? В редких случаях, подобных этому, врожденная рассудительность брала в ней верх над верой и она даже начинала сомневаться в провидческих способностях Анраку. Да, он был одарен и крепко держал подчиненных, но его власть в равной мере основывалась на их труде и мощи покровителей. Если его откровения зиждились на вере, то воплощать им задуманное приходилось вполне земными способами и стараниями простых людей. Неужели он так глуп, что не понимает этого? Или глупа она, несведущая в законах высших сил, что предопределяют его шаги?