Витязь в тигровой шкуре (иллюстрации Кобуладзе Серго) - Руставели Шота - Страница 9

9

Сказание седьмое. О том, как Тариэл убил хорезмийского царевича

День настал — жених приехал, Окружённый пышной свитой. Вместе с ним отряд придворных Прибыл, в битвах знаменитый. Мы встречали хорезмийцев С драгоценными дарами. Войско выстроилось в поле Бесконечными рядами. Чтобы отдыху предаться Мог царевич благородный, Мы на площади воздвигли Для него шатёр походный. Был из красного атласа Тот шатёр, где всё свершилось… Гость вошёл в него, и войско Вкруг шатра расположилось. В полночь улицей безлюдной Ехал я домой устало. Вдруг слуга письмо мне подал. «Торопись! — Асмат писала. — Та, которая подобна Драгоценному алоэ, Ждёт тебя...» И я помчался И вошёл в её покои. Я предстал перед царевной. Вижу — сумрачная ликом, На меня царевна смотрит В нетерпении великом. «Что ты ждёшь? — она сказала. — Час сраженья наступил. Или лгать ты мне задумал? Или вновь меня забыл? » Уязвлённый прямо в сердце, Отвернулся я, тоскуя: Неужели, связан клятвой, Позабыть её могу я? Разве воинская доблесть Изменила нынче мне, Чтобы деве приходилось Понуждать меня к войне? Тут я бросился к отрядам И сказал: «Готовьтесь к бою!» Оседлав коней, на площадь Полетели мы стрелою. Хорезмийцы крепко спали. Я прокрался мимо них И разрезал ткань палатки, Где покоился жених. Я схватил его за ноги И о столб шатра с размаха Головой его ударил. Стражи вскрикнули от страха, Поднялась вокруг тревога. Но вскочил я на коня, Поскакал я, и погоня Не смогла догнать меня. В некий замок укреплённый От погони я укрылся. Ночь прошла, и на рассвете От царя посол явился. Царь писал мне: «Бог свидетель, Я взрастил тебя, как сына. Ныне я в тоске и горе — Ты один тому причина. Ах, зачем мой дом, безумец, Запятнал ты этой кровью! Если дочь мою желал ты, Если к ней пылал любовью, Почему ты не открылся Мне, родителю невесты, Но дошёл до преступленья И, свершив его, исчез ты?» «Царь, — ответил я владыке, — Я выносливей металла: Не сгорел в огне стыда я, Огорчив тебя немало. Но, чтоб суд твой справедливо Совершился надо мной, Знай: не думал добиваться Я царевны молодой. В нашей Индии немало Городов, дворцов и тронов. Ныне ты их повелитель И хранитель их законов. От семи царей умерших Ты наследовал державу, От тебя я сан владыки Унаследую по праву. Царь, ты сына не имеешь, У тебя одна царевна. Я — законный твой наследник, Но судьба моя плачевна: Если только хорезмийца Ты поставишь нам царём, Что взамен себе добуду Я, владеющий мечом? Нет, не нужно мне царевны, Только Индия нужна мне. Если спорить будешь, камня Не оставлю я на камне, Всех строптивых уничтожу, Мертвецов оставлю груду, Но — клянусь тебе, владыка! — Я престол себе добуду».

Сказание восьмое. О том, как была похищена Нестан-Дареджан

Взяв письмо, гонец уехал. На вершине старой башни Я стоял в глубокой думе, Вспоминая день вчерашний. Тщетно вдаль вперял я очи — Бесприютны и убоги, Только два скитальца бедных По пустынной шли дороге. Как моё забилось сердце, Рассказать я не умею: То была Асмат, рабыня, И слуга спешил за нею. Дева шла, рыдая горько. Я воскликнул: «Что случилось?» — «Горе нам! — Асмат сказала. — Наше солнце закатилось». Обезумевший от страха, Я спустился к ней навстречу. «Витязь, — дева продолжала, — Слушай, я тебе отвечу. Не обрадую тебя я, Но и ты меня не радуй, Умертви меня на месте, Смерть да будет мне наградой. Слушай, витязь. Рано утром Весть о смерти хорезмийца До ушей достигла царских. Услыхав, что ты — убийца,  Царь сражён был прямо в сердце, Плакал, гневался немало, За тобой послал погоню, Но погоня запоздала. «О, — воскликнул царь, — понятен Мне поступок Тариэла: Он любил мою царевну, За неё он дрался смело. Полюбив, на смертном ложе Умирал он от недуга. Ах, они видались тайно И смотрели друг на друга! Но клянусь я головою, Что разделаюсь с сестрою. Бог свидетель мне — злодейку Не оставлю я живою. Не она ль мою царевну, Деву, лучшую на свете, Нерадивая старуха, Ввергла в дьявольские сети!» Редко царь страны индийской Головой своею клялся. Но, поклявшись, он от клятвы Никогда не отрекался. Поняла Давар-колдунья, Что близка её могила, И свою слепую злобу На царевну обратила. «Ты, негодница, в убийстве Чужеземца виновата! Ты виной, что я погибну От руки родного брата! Так запомни же: отныне, Как бы ты ни захотела, Никогда не встретишь больше Полководца Тариэла». И Давар с великой бранью На царевну напустилась, С криком волосы рвала ей, Колотила и глумилась. Беззащитная царевна, Трепеща, упала на пол. Мы не смели заступиться. Только молча каждый плакал. И тогда вошли с ковчегом Два раба из рода каджи[7]. Лица были их ужасны И тела чернее сажи. Повлекли они царевну, Посадили в глубь ковчега, И была царевна наша В этот миг белее снега. вернуться

7

Кaджи — человекоподобные существа, олицетворение злой силы.