Время теней (Правила абордажа) - Самаров Сергей Васильевич - Страница 106

— Четвертая с пулевыми не работает. Пусть подождет. Рана не серьезная.

«Утешил, — подумала Дороти. — Аритмия, к сожалению, в счет не идет».

Ей не просто далось создать себе неровное сердцебиение. И сейчас придется ждать. Сможет ли она так долго испытывать свои нервы, свою волю...

— Пятая освободилась.

— Отлично. Везите в, пятую.

— Там операция четыре часа длилась.

— Ничего. С ней возни не много.

Улыбчивый негр-санитар покатил носилки. Лифт, скоростной подъем. Широкие двери. Комната для подготовки. Она опять собрала все силы. Медсестра с санитаром помогают ей раздеться. Укладывают вещи в пластиковый пакет. Это она еще видит. Видит, что жакет кладут в самый низ. И все. Туман, туман, туман.

Нельзя! Нельзя терять сознание! Аритмия!

Яркий свет. Склоненные лица. Приборы. Множество проводов и трубок.

— Сильнейшая аритмия. Только местный наркоз, — приговор анестезиолога милостив. Он звучит как отличная оценка ее умению владеть своим организмом. — Потерпи, милочка... Это не так больно, как кажется.

Она терпела. Она смотрела широко раскрытыми глазами в лица врачей и медицинских сестер, смотрела на капельки пота, стекающие по их лицам, и даже понимала, что виной — мощный свет кварцевых ламп. Медики сильно потеют от этого света.

— Вот и все! — звенькнула, ударяясь обо что-то стеклянное, извлеченная пуля. — Это пустяк. Сейчас немножко подчистим бронхи... Крови слишком много там разлилось... И поставим на ребро скобку. И можете снова чувствовать себя полноценным человеком.

Через три недели... Когда ребро совсем срастется.

Она улыбнулась через силу. Пена изо рта продолжала выходить вместе с дыханием. Розовая, кровью окрашенная пена. Она не видела этого сама, но чувствовала, что пена розовая.

Дорога отвезли в маленькую и уютную палату.

Поставили успокаивающий укол. Она дождалась, когда выйдут санитары, и достала из шкафа пластиковый пакет с вещами. Пришлось все вынимать, чтобы достать из кармана жакета перчатки и винчестер. А потом вещи складывать в том же порядке, как они лежали. И при этом снова бороться со своим измученным организмом. Укол, очевидно, был очень сильнодействующий.

Перчатки и винчестер она спрятала за радиатор отопления. В это время года радиатор холодный, повредиться винчестер не может. И только после этого она легла, как положили ее санитары, и уснула. Уснула моментально, безмятежно, спокойно. У нее просто не было больше сил бодрствовать и бороться.

Весеннее солнце стояло уже высоко, когда Дороти проснулась. Окно перед ней было изумительно чистым и небо в нем — изумительно голубым. Только вот дышать было трудно. Легко, поверхностно — еще ничего, а стоит вздохнуть чуть глубже, как боль возникает не только в месте ранения, а во всей верхней части груди.

Издалека доносится шум прибоя. Дороги читала где-то, что шумом прибоя лечат нервы. И в самом деле, она чувствовала, что этот шум успокаивает ее, настраивает на плавное и равномерное дыхание, на плавные и размеренные мысли.

Очень хотелось пить. Так всегда бывает после операции. Нажала кнопку звонка. Медсестра, латиноамериканка со строгим лицом испанской дуэньи, сразу вошла с подносом. Стакан в меру прохладного сока. Пить только через трубку, чтобы не сделать случайно большой глоток и не закашляться. Если чувствуется голод, то лучше потерпеть еще несколько часов. Так расписал режим питания врач.

— Как вас зовут? — спросила Дороти. Говорить ей тоже было нелегко. Как-никак пуля прошла достаточно близко к горлу.

— Рони, — медсестра улыбнулась.

— Рони, я попрошу вас... Если меня будет кто-то спрашивать, то я готова к разговору.

Дороти проявила свой характер аналитика. Допрашивать ее, понятно, обязательно будут и полицейские, и ФБР. Кроме того, возможность увидеться с ней будет искать и резидент, и скорее всего чеченцы. Им лучше не встречаться в этих покоях.

— Хорошо, мэм. Внизу вас дожидается лейтенант. Я сообщу, что вы можете его принять.

— Спасибо, Рони.

Просто лейтенант. Ни лейтенант полиции, ни лейтенант еще чего-то... Так у американцев не принято. Что-то странное. Откуда же этот лейтенант?

Он вошел через четыре минуты. Пожилой, подтянутый, в тугом галстуке. И сам весь напряженный.

Глаза уставились прямо, почти не мигая, на Дороти.

Неприятный взгляд. Словно он знает все на свете, абсолютно все. Под таким взглядом невиновный чувствует себя виноватым.

— Добрый день, мэм. Лейтенант Гарднер, Агентство национальной безопасности. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

За дело взялось уже Агентство национальной безопасности. Это серьезно. Хотя никто толком не знает, чем занимается это агентство. Их побаиваются и в ФБР, и даже в ЦРУ. Все автомобили, которыми пользуются сотрудники агентства, имеют номера, приписанные к гаражу президента США.

— Я слушаю вас, лейтенант. — Дороти говорила умышленно слабым голосом.

— Расскажите сначала, что привело вас в этот вечер к профессору.

— Мы с ним близкие друзья.

— Это я знаю.

— Разве друзьям запрещено навещать друг друга? — Она лежа попыталась пожать в недоумении плечами и чуть не застонала от боли. Лейтенант Гарднер никак не отреагировал на невольную гримасу Дороти.

— Нет. Не запрещено. Но в этот вечер профессор Броуди был занят. Насколько мне известно, он не собирался приглашать к себе никого, кроме тех, кого пригласил.

— Я вообще не знала, что у него кто-то есть.

— Хорошо. Что было потом?

— Я пришла. В холле меня встретил старший охранник Локсли.

— Вы с ним знакомы?

— Естественно. Он старший охранник нашего института. И встречаемся мы довольно часто.

— Продолжайте.

— Он попросил меня подождать внизу, а сам поднялся к профессору на второй этаж. Спустился и сказал, что профессор появится через пять минут.

— О чем вы разговаривали с Локсли?

— Он предложил мне выпить, я отказалась.

— Простите. Вернемся чуть-чуть назад. Вы сказали, что в холле вас встретил Локсли. Из этого следует, что дверь вы открыли своим ключом?

— Нет. У меня нет ключа. Дверь была не заперта.

— Она обычно бывает незаперта?