Дебаты под Martini - Бакли Кристофер Тэйлор - Страница 34

В течение всего ланча мне приходилось возвращать мать к разговору на темы моды, а она то и дело отвлекалась, сообщая мне новые кулинарные рецепты.

–Ты знаешь, – прервала она себя в разгар нашего обсуждения различий между французскими и американскими кутюрье. – Я сделала колоссальное открытие. Я имею в виду рыбный бульон «Кнорр». Эти кубики буквально изменили мою жизнь.

– Великолепная и сногсшибательная – вынужден был напомнить я.

– Не имею понятия, – сказала она. – Может быть, из «Сьюзи». Спроси Айлин, она знает. Твой отец пригласил шестьдесят двух человек гостей на пятничный концерт. Куда мне их сажать? К себе на колени, что ли?

В конце концов мы согласились, что источником той фразы была колонка в «Сьюзи». Там же позже появилась еще одно выражение, вполне в репертуаре ее авторов: «belle poitrine». Это звучало примерно так: «Миссис Бакли с belle poitrine». Многие годы эта фраза вызывала у меня смех, но однажды на уроке французского языка, когда мы изучали названия частей человеческого тела, я узнал, что она означает «красивая грудь».

После языка под соусом (который я нашел вполне приличным) мы проделали нечто вроде «путешествия в прошлое», вспомнив различные модные пристрастия моей матери. За последние почти двадцать лет это были в основном Билл Блэсс и Оскар де ла Рента, и появлявшиеся изредка среди них Донна Каран, Исаак Мизрахи и Келвин Кляйн. До эпохи Блэсса и Оскара де ла Ренты (в середине семидесятых) была эра туник, а до того – макси. (Мать никогда не признавала миди. «Уродство», – делилась она с журналистами, когда миди были на пике популярности.) Еще раньше – в шестидесятые – у нее был индейский период.

– Расшитые бисером повязки на лоб, длинные юбки из оленьей кожи, высокие ботинки. Спагетти совсем не разбавлены бульоном. Большие серебряные украшения. При веселом настроении – перо в волосах. Я любила Мэри Квант. Когда это было? Мне очень нравились ее вещи. Думаю, я начала носить короткие юбки, когда этого еще никто не делал, потому что ноги у меня были очень красивыми. Кто хочет читать об этой ерунде? У тебя в спагетти есть бульон? Середина шестидесятых. Пуччи. Все мои купальные костюмы, шорты, топы были от Пуччи.

А в пятидесятые – до ее приезда в Нью-Йорк, до появления у нее друзей, которых звали Нэн, Мика, Джером, Чесси, Эсти, Слим, Роки и Пано, – она была провинциальной домохозяйкой в Коннектикуте и заботливой мамочкой.

– Элегантные деревенские костюмы, наверное, от Лорда и Тейлора. Но по ночам я всегда выпускала на волю распутницу, таившуюся в моей душе.

Кто учил ее понимать моду?

– Я сама. Думаю, я всегда хорошо знала свой стиль. Имей в виду, – добавила она со значением, – было много ошибок.

Теперь мать не приходилось уговаривать. Ей нравились истории, в которых она выглядела смешной.

– Примерно четыре года назад. Это было платье от Блэсса, с австрийскими мотивами, с каркасом из проволоки, с массой складок. Когда я примеряла его, никто не предложил мне сесть. Когда же я вышла в нем и попыталась опуститься на стул, оно вдруг поднялось, закрыв голову. У присутствовавших началась повальная истерика. Мне пришлось есть стоя.

Билл Блэсс был первым кутюрье, к которому я отнеслась серьезно, – продолжала мать. – Я обожала его. Меня очаровал – как ты это называешь? – классический американский взгляд с некоторой пикантностью. Может быть, «пикантность» не совсем подходящее слово. У него всегда есть небрежность, но она не переходит в неряшливость. Ты видел последние вещи Шанель? Ну вот, пожалуйста. А Билл – классический американский дизайнер. Он никогда не теряет вкуса. Я имела в виду не «пикантность», я хотела сказать «характерность». И к ней немного… если он одевает тебя строго, то в костюме всегда есть что-то, что лишает его мрачности. А его вечерние платья очень романтичны.

Родители матери были из Канады. Бабушка родилась в Виннипеге, провинция Манитоба, а дедушка – в Торонто. Жили они в Ванкувере, Британская Колумбия, и там родилась и выросла моя мать. Дед был громадный, крепко сколоченный мужчина, который всего в жизни добился сам. Чтобы заработать, ему приходилось быть и лесорубом, и скотоводом, и золотоискателем. Он добывал нефть и газ, разводил скаковых лошадей. Его звали Остин Тейлор, а его жену Кетлин. У бабушки была нежная кожа ирландки, прекрасные рыжие волосы, большая грудь. Свои называли ее Красоткой. Дед и бабушка всегда были добротно одеты, в классическим стиле, но никогда не считали, что одеваются модно.

– Однажды, – продолжала мать, – то ли в «Провинс», то ли в «Сан» на первой полосе была напечатана фотография папы с подписью: «Шедевр портняжного искусства». Он пришел в такую ярость, что отправился на ферму и оставался там целых три дня.

Вот отсюда, я думаю, и происходит то очень двойственное отношение моей матери к жизни в большом городе. Много раз я слышал, что она называла себя «простой деревенской девчушкой из пограничного городка в Британской Колумбии, которую отец назвал в честь своей любимой охотничьей собаки». Самым приличным выражением для обозначения подобной самохарактеристики будет: «полный бред». Ее никак нельзя назвать простой, и, кроме того, она очень давно покинула Ванкувер. Единственное, что может сойти за истину, это утверждение, что ее имя совпадало с кличкой собаки из породы спаниелей. Но кое-что в ее воспитании – у меня до сих пор стоит в ушах голос бабушки, делающей дочери замечание («Пат!»), и даже на рубеже четвертого десятка мать, как я замечал, не решалась курить в присутствии отца – помогло ей не оказаться затянутой в суетный вихрь Нью-Йорка.

В 1975 году Энид Немай писала в «Нью-Йорк таймс»:

«Иногда она называла себя веселым зеленым великаном. В других случаях она думала, что выглядит, как беременная аистиха. Она ненавидит ходить по магазинам, и содержимое ее платяных шкафов ни у кого не вызовет комплекса неполноценности… Она любит модные вещи, но эта любовь не переросла в страсть. Ее отношение к вещам сродни легкому флирту, забаве, в которой находишь развлечение, когда нечего делать. А у миссис Бакли почти все время занято».

От бабушки мать унаследовала стремление к общественной деятельности. В Стэмфорде, когда она была свободна от домашних дел, мать участвовала в мероприятиях Молодежной лиги. В Нью-Йорке она работала на общественных началах в Институте восстановительной пластической хирургии, Мемориале Слоан-Кеттеринга, а позднее ее можно было часто встретить в больнице Св. Винсента, в Институте костюмов музея Метрополитен и во многих других учреждениях. «Почти все время», о котором упоминалось выше, тратилось на заботу о моем отце – такая должность не дала бы соскучиться всем двадцати семи женам Бригэма Янга. «Мне кажется, единственное, что я умею делать, это вести домашнее хозяйство», – сказала как-то мать в интервью. Конечно, это полная ерунда, но у матери был настоящий талант к самоуничижению.

У моего отца вкус к одежде как у сельского священника где-нибудь в Румынии, но он ценит в женщинах красоту и всегда старается их похвалить. Когда мать устроила Зал славы наиболее стильно одевающихся людей, эту Валгаллу Седьмой авеню, отец позвонил мне, чтобы сказать: «Обязательно найди повод выразить ей свое восхищение. Она совершила воистину великое дело». Я позвонил матери, начал бурно восхищаться, но она перевела разговор, если мне память не изменяет, на воспаление мочевого пузыря у собаки.

Неужели отец до сих пор продолжает ею восхищаться?

– Странно. Не понимаю, почему еда так приготовлена. Я ела здесь то же самое на прошлой неделе, и все было очень вкусно. Всякий раз, как я выхожу в новом платье, он никогда не преминет заявить: «Новое платье? По-моему оно божественно». Если я надену вещь, сшитую у мадам Гре лет пятнадцать назад, он обязательно скажет: «Утенок, это платье божественно. От кого – от Билла или от Оскара?»

А ведь он видел меня в нем по меньшей мере двадцать раз.

К концу разговора отношение матери к обсуждаемой теме стало чуть лучше. Она все же любит моду, и даже сильнее, чем готова признать. Билл Блэсс и Оскар де ла Рента относятся к ее самым близким друзьям. В конце семидесятых по какому-то поводу на ее заваленном безделушками столике появились их фотографии в серебряных рамках. Она более тридцати лет находилась в близких отношениях с Нэн Кемпнер, о которой говорила, что та – «самая стильная женщина из всех, кого я знаю».