Экстрасенс - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 78

По-видимому, это был весь набор русских слов, которые Бэр сумел вспомнить к месту.

Николай не спеша стал спускаться к ним, чтобы предложить себя в качестве переводчика. Эта старуха и сейчас оставалась для Бэра девочкой.

Они стояли обнявшись, «домиком», словно два старых дерева, которые уже могут держаться лишь опираясь друг на друга.

– Я вам пишу, чего же болин, что я могу еще сказать, – ласково выговаривал малопонятные русские слова мистер Бэр.

– Скажите ему, что я сразу его узнала, как только увидела, – попросила баба Марфа, оставаясь в объятиях Бэра и повернув голову к Николаю. – Да-да, я сразу тебя узнала, Фридрих!

– Скажите ей, что это я сразу ее узнал! И я тоже храню ту самую фотографию! – попросил почти одновременно с нею мистер Бэр.

Николай перевел с русского на английский и наоборот и пошел вслед за ними наверх, оставив лыжи бабы Марфы на площадке первого этажа.

– Ну вот и встретились. Вот уж не ждала так не ждала! – приговаривала баба Марфа. – Вчера весь день места себе не находила. А ночью решила: соберусь и поеду, будь что будет! У тебя есть где переодеться?

– У нас есть ванная. – И Николай показал дверь.

Баба Марфа, прихватив рюкзачок, довольно быстро переоделась в ситцевую цветастую юбку с блузкой и приобрела почти светский вид.

– Вот уж не ждала, что увидимся, – повторила она. – Я думала, ты меня забыл совсем.

– Лучше скажи, почему ты меня тогда обманула? Я ведь ждал тебя больше часа, а потом подошел к твоему дому. Но мне сказали, что ты уже уехала.

– Дурачок! Ты что, до сих пор не понял? Меня же арестовали! Ты когда стоял около дома, у нас как раз шел обыск. Я даже твой голос слышала!

– Но я тебе писал!

– Ага. Только я-то в тюрьме сидела.

– Ты была в тюрьме? – изумился Бэр. – Что ты городишь, Марта! За что было тебя сажать в тюрьму? Ты же была школьницей!

– За что, за что?! – передразнила баба Марфа. – За то, что с тобой гуляла! Вот за что! У нас в те дни всех девчонок перехватали, которые с вашими ходили. За шпионаж. Будто бы мы вам выдавали военные тайны.

– Какие еще военные тайны?! – Мистер Бэр слегка отодвинулся и несколько секунд молча с немым изумлением смотрел на Николая Николаевича, как бы желая получить от него подтверждение, что такое было возможно.

– Да, – подтвердил, грустно улыбнувшись Николай Николаевич, – в моей семье тоже происходило кое-что похожее.

– Да ладно, – проговорила баба Марфа, – что вспоминать старое. Ты лучше скажи, ты-то женат?

– Я? – И Бэр гордо выпрямился. – Я был женат трижды.

– Ну ходок! – радостно удивилась баба Марфа. – Трижды! А дети, дети были?

– Четыре дочери. Старшей – пятьдесят, а младшей – двадцать пять. Сейчас со мной живут внучка и младшая дочь. Ее зовут Марта. В твою честь.

– Ну-ну, так уж и в мою… Ой ходок! Я-то как вышла замуж сразу после лагеря, так весь век при своем благоверном. А ты, значит, трижды?! Или все лучше меня искал.

– Лучше тебя, Марта, не было никого. Я даже сейчас приехал в Мурманск, чтобы найти твою могилу…

– Чего он городит? – переспросила баба Марфа у Николая. – Тьфу ты, Господи! Какую еще могилу?

– Мистер Бэр, видимо, считал, что вас… – начал было объяснять Николай Николаевич и приостановился, подыскивая какой-нибудь более деликатный оборот.

– С чего мне умирать-то? – удивилась баба Марфа. – Кто после меня станцию станет стеречь, ты соображаешь? Я мужу слово дала – не съеду с того места, пока станцию не откроют заново!

Смешное и странное объяснение двух влюбленных, которые виделись пятьдесят семь лет назад, длилось несколько часов, и Николаю стало казаться, что он уже не нужен, что они и так могут понимать друг друга без посредника. Ведь понимали же друг друга тогда.

В рюкзаке у бабы Марфы были пирожки с капустой и рыбой, которые она пекла накануне специально, чтобы угостить ими Бэра.

Они согрели эти пирожки в духовке и несколько раз пили с ними чай.

Бэр рассказывал о своей жизни, о дочках, бабка – о своей. Они раскладывали рядом фотографии детей и внуков. И их рассказы, фотографии сплетались в странный узор судеб двадцатого века.

Был даже момент, когда бабка и Бэр прослезились, а вместе с ними и Николай.

– Эти дети могли бы быть нашими с тобой детьми, Марфа! – повторил несколько раз мистер Бэр.

Волнение слегка поутихло, и Николай Николаевич, сказав, что ему надо ненадолго в лабораторный корпус, оставил их одних, а сам, взяв акваланг и остальные причиндалы, отправился на пирс. Уж очень не хотелось терять день.

Но не успел он натянуть на себя гидрокостюм, как услышал приближающиеся к раздевалке шаги. Мистер Бэр, конечно, просек и повел бабу Марфу на морскую прогулку, – понял он.

В это время у Бэра зазвонил телефон, он вытащил свою трубочку и, выслушав отчет кого-то из коллег, стал сердито его бранить за нерасторопность.

– Он там у себя большой начальник? – тихо спросила баба Марфа прошлепавшего из раздевалки Николая Николаевича. – Уж третий раз звонят. И не жалко им денег. Он там кто на Аляске?

– Директор института.

– Ага, поняла.

Бэр упокоился, несколько раз ответил «прекрасно» и опустил трубку в карман.

– Я сразу почувствовал вашу хитрость, мистер Горюнов. Но если еще раз уйдете без страховки, я не стану вас приглашать к себе. Мне не нужны утопленники, – полушутливо пригрозил он.

– Мой-то покойничек – тоже был таким, – стала рассказывать баба Марфа, когда Николай Николаевич удачно уцепился за перекладины лестницы, поднялся на пирс и ушел в раздевалку снимать гидрокостюм. Он сильно спешил, натягивая на стылые ступни сухие носки. – Мороз не мороз, а благоверный обязательно в прорубь лезет.

– Если у вас есть орден за самоотверженность в науке, господина Горюнова надо наградить этим орденом сегодня же, – пошутил Бэр.

Они вернулись в жилой корпус, и баба Марфа начала собираться в обратный путь.

– Оставайтесь! – предлагал Николай Николаевич. – Места у нас предостаточно.

– И не уговаривайте! У меня там хозяйство, свои дела. Повидала, душу облегчила, и ладно.

И тогда неожиданно поднялся Бэр.

– Скажите ей, что я хочу ей сделать одно серьезное предложение.