Похищение века - Серова Марина Сергеевна - Страница 48

Сразу после спектакля, как только зрители разойдутся. Они перетряхнут все, заглянут в каждую щелочку. Думаю, искать они умеют. Это моя последняя надежда, Федор! Я решил сказать вам, чтобы это не стало для вас неожиданным ударом.

Я знаю, что вы надежный человек, и не меньше меня и ФСБ заинтересованы в том, чтобы плащ Радамеса был найден и чтобы это дело не получило огласки.

— Да… Спасибо вам… Мигель", что предупредили…

Послышался скрип кресла, и тут же — смятенный голос Мартинеса:

— О Господи, что с вами, Федор?! Вам плохо!

— Нет, нет, не беспокойтесь… Сейчас отпустит. Все эти ужасные события… Ну вот, полегчало.

Однако мой второй клиент тоже неплохо справляется с ролью! Как бы там ни было, разыгравшееся (хотя и «за сценой»!) действие, кажется, полностью поглотило единственного неискушенного слушателя. Коля Лебедев в самой бесцеремонной форме пресекал все мои попытки вытащить его со склада или хотя бы отвлечь. Надеюсь, что и мне удался образ несчастной возлюбленной, покинутой и страдающей.

— Ох, Ми… Дай-то Бог, чтобы они нашли его, дай-то Бог! У меня тоже сердце останавливается при мысли о возможном скандале. Правда, преступники так и останутся неизвестными, но это все же меньшее зло…

— А вот тут вы ошибаетесь, дорогой Федор! — злорадно хихикнул «дядюшка». — Стоит только найти плащ Радамеса, и он сам покажет нам похитителя! Как только об этом узнали в ФСБ, они сразу воспрянули духом.

— То есть как это «покажет»?! Что вы такое говорите, я уже совсем ничего не понимаю…

— В буквальном смысле покажет, господин директор, в самом буквальном. Ладно уж, я вам расскажу все до конца…

Мартинес понизил голос до полушепота, но нам все равно было слышно так, как если бы он склонился не к Федору Ильичу, а к нам с Лебедевым. Эта парочка заговорщиков в партере сидела рядом с осветительной.

— Дело в том, Федор, что плащ Радамеса имеет секрет, о котором известно только мне и моему костюмеру Хосе. Ну а теперь вот еще и вам.

Это своего рода «противоугонное» средство. В один из… ну, словом, неважно куда, вмонтировано крохотное электронное устройство с фотоэлементом…

Николай взглянул на меня ничего не выражающими глазами и подтолкнул в бок: смотри-ка, мол, что творится! Мы подошли к кульминации нашей маленькой комедии.

Федор Ильич тоже издал восклицание полного изумления и потрясения.

— Я в электронике полный профан, Федор, так что технических терминов вам привести не могу, но делали эту штуку люди знающие, уверяю вас. Устройство закодировано на меня и Хосе, и только на нас двоих оно не реагирует. Любой же другой человек или объект, который приближается к плащу Радамеса, фиксируется на микропленке. Только на время спектаклей я отключаю этого «сторожа» — компьютер там маломощный, и от обилия движущихся образов на сцене он просто «взбесится»… Ну, теперь поняли?

— Фантастика, Мигель, просто фантастика!

Но если… О Боже, что, если преступники случайно обнаружили устройство и уничтожили его?

— Абсолютно исключено. Оно микроскопическое. Этакая совершенная современная шпионская техника! Конечно, если методично в течение нескольких дней обследовать плащ по квадратному сантиметру, да к тому же знать, что ищешь, да еще и обладать некоторыми специальными познаниями, тогда, возможно… Но только не случайно! Более того, электроника снабжена даже противопожарной и противохимической защитой.

Так что если, скажем, кто-то захочет уничтожить плащ Радамеса, то и тогда преступник не сможет остаться неизвестным. Правда, это не спасет драгоценную реликвию, но…

Слова Мигеля заглушил первый звонок.

Чисто механически продолжая обнимать меня за плечи, «одинокий странник» будто слепой побрел к выходу, выключил свет и прикрыл дверь склада.

— Ой, Коль, что ж это будет, а? — Глаза у меня, надеюсь, были по пятаку. — Значит, все это правда, в газете…

— Что будет?..

Он заставил себя очнуться от транса. Ухмыльнулся, кошачьи глаза сузились.

— Шмон будет ночью, ты же слышала. Да, не повезло нам с тобой, Танек! Придется перенести удовольствия на другой раз.

— А после спектакля? Тебе ж не надо присутствовать на обыске…

— Ну и шуточки у тебя!.. Присутствовать-то не надо, да тут видишь какая штука… Не сказал тебе сразу: дельце у меня появилось одно. Так что сегодня ничего не выйдет, детка.

— Дельце с женщиной?

— Ну, брось, Танек! Для меня теперь никого, кроме… — Он склонился к тому месту, где начиналось мое платье (впрочем, кончалось оно немногим ниже).

Я ожидала от Лебедева несколько более панической реакции на наше представление. Однако ему удалось сохранить самообладание, хотя и не удалось скрыть полностью охвативший его страх. Но даже и страх не смог отбить у него кобелиный инстинкт!

— Ко-оль… — уже закутанная в шаль, я на прощание обвила руками его шею. — Ты никому не проболтаешься обо всем этом?

— О плаще-то? Очень нужно… Да чихать мне на твоего дядю-Радамеса и на его плащ! Пусть сам выгребается из этого дела, я-то тут при чем? Ну ладно, ладно, не дуйся… На тебя-то мне не чихать!

Что ж, «дорогой Коля», это у нас взаимно! Мне тоже на тебя не чихать. Очень хочется, например, сейчас врезать тебе в солнечное сплетение — как говорится, за все хорошее. А еще лучше — чуть пониже!

У самой лестницы я встретила Валерия Дьякова, который неуверенной походкой направлялся в свои владения. При виде меня он залился краской, как девица, откуда я заключила: Лебедев не делал тайны из того, с кем он собирался встречаться в музее в пять часов.

Обо всей сегодняшней истории Дьякову полагалось знать лишь то, что у него совершенно непонятным образом подевался куда-то ключ от склада (того же, что сейчас он не менее чудесным образом отыщется, Валера пока еще не знал).

Значит, теперь пределы его компетенции несколько шире. Ладно, тебе и это зачтется, мой несостоявшийся милый! Но если директор музея и в самом деле не болтлив, как говорит, то — не так уж страшно.

Двух моих клиентов я встретила в фойе неподалеку от входа в директорскую ложу. Так как дон Марти, как обычно, был окружен плотным человеческим кольцом, я не смогла выразить им своего восхищения их недавним «спектаклем». Но взглядом дала понять, что все в порядке: «наживка» проглочена.