Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич - Страница 59

59

Первый

Что? Что? Не-понимаю…

Второй

Они, скажу вам, прозябают, Или, по-вашему, растут, Как бы капуста в огороде.

Первый

Ты так надумал? Чушь городишь! Пускай они и не живут, А я скажу: в ученой дури Ваш брат им жизни не дает, А только для себя живет, Глаза на наше горе жмурит.

Второй

Ну, если будем так писать, То и до вечера не кончим, А где же бесталанный зять? Вернулся вдовий сын обратно, А зять в солдатчину идет. Никто не пожалел, понятно, Смеялся вслед ему народ. Только точно я не знаю, На селе бывала Катерина у вдовицы Или запропала. Слышал: стриженую будто В Умани водили — Кого-нибудь обокрала. Потом утопилась. Все едино — знаешь, люди Доведут, задушат, А быть может, это правда, Как на вербе груша. Только знаю, что сложили Песенку дивчата. Слышал сам, на вечерницах Распевали в хатах: «Шум в дуброве шире, шире, Шапки хлопцы обронили; А батрак не обронил, — Вдовью дочку полюбил…» Да бог с ней — с песнею срамною! Шли годы тихой чередою, И за грехи (напишешь так) Карался господом поляк, Пугач явился на Урале, Пииты в одах восхваляли Войну, царицу, — только мы Сидели тихо, слава богу! В село после большой зимы Вернулся и Максим убогий. В походе ногу потерял, С крестом домой приковылял. «Зачем он приплелся? Не ждет его хата, Ни друга, ни брата — один меж людьми, Зачем он тащился? Пойди вот пойми! Слыхал ты, что легче и смерть и утрата Хоть на пепелище в родной стороне, Чем в чужой — в палатах. Смекнул или нет? Эх, дядя, не кончим писать до заката! И вам на покой бы скорее и мне». Затужил солдат. Калеку Некому приветить. Вдовиченко в пикинерах, Нет вдовы на свете. Где ж он голову приклонит, Где перезимует? Уже осень. Скоро в поле Вьюга забушует. Нет ему на свете доли, Потеряна в поле… Попросился на зимовку У дьячка при школе. Ведь письму его, спасибо, В полку научили. В парике ходил — солдаты, Как один, носили Парики; была с кудрями Коса привязная, И мукою посыпали, Для чего — бог знает! А Максим, бывало, в церкви Дьячку помогает, И на клиросе подтянет, И псалтырь читает По покойным; приношенья С школярами носит, А в филипповки, бедняга, Христа ради просит. Ну ладно, знай себе, пиши Да добрым людям не бреши. От калеки злого слова Не слыхали даже… «Счастье людям и несчастье, Все от бога», — скажет… И не охнет, не заплачет, Тихий, нелюдимый. И собаки не кусали Солдата Максима. В воскресенье или в праздник Словно оживает, Посмотреть на вдовью хату Тихо ковыляет. И сидит себе в садочке… Близких вспоминает, На помин души вдовицы Псалтырь почитает. И о здравье Катерину Шепотом помянет. Утрет слезы: «Все от бога!» — И веселым станет. В пост петровский и успенский Не задремлет в школе: Берет заступ и лопату, Ковыляет в поле. У дороги, при долине, — И не угадаешь, Что калека замышляет, — Колодец копает! Да и выкопал. В то лето Колодец святили, На самого Маковея, И дуб посадили На примету всем проезжим. Во второе лето В балке мертвого солдата Увидали дети, Возле самого колодца. Бедняга-голота Вышел глянуть напоследок На свою работу. Миром сирого в долине В землю закопали И Солдатовым колодец И лужок назвали. Будет память… И на Спаса, И на Маковея До сих пор там святят воду, И дуб зеленеет. И никто не объезжает Зеленого дуба, Сядет в тени, отдыхает, Да тихо, да любо, Ключевой воды отведав, Максима помянет… Так вот, дети, жить учитесь — И легче вам станет».

Орская крепость, 1847

«Вот так и я теперь строчу…»

Привыкнет, говорят, собака за телегой бежать, так побежит и за санями.

* * * Вот так и я теперь строчу: Бумагу порчу да чернила… А прежде! Врать вам не хочу, — Лишь вспомню — так и накатило: До слез, бывало, доходило. И словно вдруг перелечу На час хоть тайно на Украину, Взгляну, увижу, умилюсь — И словно чью-то жизнь продлю: Душе легко необычайно. Добро б сказать, что не люблю, Что Украину забываю, Что недругов я проклинаю За все, что я теперь терплю; Ей-богу, братья, все прощаю И милосердному молюсь: Не поминайте лихом, братцы! Хоть я вам и не делал зла, Но с вами жил, — и ведь могла Заноза где-нибудь остаться.