Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич - Страница 67

67

Кос-Арал, 1848

«И сонные волны, и мутное небо…»

* * * И сонные волны, и мутное небо, На берегу в далекой мгле Камыш, как бы навеселе, Без ветра гнется. Боже! Где бы Узнать, придется ль долго мне В моей незапертой тюрьме Над никудышным этим морем Тоской томиться, мыкать горе? Молчит засохшая трава, Лишь гнется, будто бы жива, Не хочет правду мне открыть… А больше некого спросить.

Кос-Арал, 1848

«И вырос я в краю чужом…»

* * * И вырос я в краю чужом, И на чужбине доживаю, И в одиночестве своем Я не могу назвать, не знаю На свете лучшего, чем Днепр И чем родная Украина… Но хорошо лишь, где нас нет, — Я вижу. В тяжкую годину Недавно как-то довелось Заехать мне на Украину, В то благодатное село, Где мать качала, пеленала Меня, младенца, и в ночи На свечку богу добывала, Поклоны тяжко кладучи, Перед иконою молила, Чтоб доля добрая любила Ее ребенка… Счастье, мама, Что ты так рано спать легла, А то бы бога прокляла За мой удел. Ах, как же страшно Все в благодатном том селе. Земли чернее, по земле Блуждают люди; оголились Сады зеленые; в пыли Погнили хаты, покосились; Пруды травою заросли. Село как будто погорело, Как будто люди одурели, — Без слов на барщину идут И за собой детей ведут! И я заплакал, и назад Поехал снова на чужбину. И не одно лишь то село, — Везде на славной Украине Крутое панство запрягло Людей в ярмо… И гибнут, гибнут В неволе рыцарей сыны! А прогоревшие паны Ростовщикам — друзьям хорошим — Несут последние штаны… И очень тяжко, страх как тяжко В пустыне этой пропадать! Еще трудней на Украине Все видеть, плакать и молчать! Пока не видишь, как ужасно То зло, все кажется прекрасно На Украине с давних пор, И старый Днепр меж тихих гор, Как будто в молоке младенец, Красуется, любуется На всю Украину. А над ним в садах зеленых Широкие села, А в веселых этих селах Жизнь людей веселых. Так оно бы, может, сталось, Если б не осталось Панского следа в Украине!

Кос-Арал, 1848

«Не для людей и не для славы…»

* * * Не для людей и не для славы Свои стихи, что так кудрявы, Я сочиняю, — для себя Пишу их, братия моя! Я пишу стихи в неволе, Тоску забывая; Будто с дальней Украины Слова прилетают И ложатся на бумагу, Плачут и смеются, Будто дети, и радуют Забытую душу, Несчастную. Хорошо мне, Хорошо мне с ними, Как отцу в богатой хате С детками своими. И доволен я и весел, Бога умоляю, Не забыл бы моих деток В чужедальном крае. Пускай домой слетаются Легонькие дети И расскажут, как им тяжко Было жить на свете. И в семье веселой тихо Детей приласкают, И старою головою Отец покачает, Мать промолвит: «Лучше б детям Не родиться было». А девушка подумает: «Я их полюбила».

Кос-Арал, 1848

Петербург (?), 1858

«На кургане возле рощи…»

* * * На кургане возле рощи, Где вольная воля, Будто борются друг с другом Две раины в поле. Ветра нет, но гнутся обе, Будто ветер дует. Это сестры-чародейки Меж собой враждуют. Они обе полюбили Одного Ивана. Как водится, были обе Казаку желанны. То одну он звал любимой, То другую милой… Но однажды над рощею Солнце заходило, — И сошлись в овраге трое. «Это не годится! Издеваешься над нами!..» Пошли чаровницы, Чтобы отравить Ивана, За злою травою. Нашли траву, варить стали Зелье колдовское. Заплакали, зарыдали, Да дело такое: Надо варить! Наварили; Хлопца отравили, На кургане возле рощи В поле схоронили. И довольны? Нет, не больно: Все они ходили На курган тот утром рано Плакать над Иваном. Да и сами отравились Проклятым дурманом. А всевышний для примера, Карая их злобу, Превратил сестер в деревья; И дерева оба В чистом поле, на кургане, Над Иваном этим И без ветра склоняются, И клонит их ветер.