Война «ежей» - "Братья Мормаревы" - Страница 30

Добролюб остановился в нерешительности: стоит ли ее беспокоить, но все-таки открыл дверь в гостиную:

— Мама, я ухожу!

— А уроки? — напомнила мама, не прекращая играть.

— У меня дела!

— Какие?

— Общественные!

Добролюб всегда лгал убедительно и легко, сам веря в то, что говорил. Так было и сейчас, когда он сослался на общественные дела. На самом деле он шел к Маляке, чтобы узнать о судьбе светофорного автомата. Хотя, впрочем, разве это не пионерское дело? Ловко же он сумел оставить мамин вопрос без ответа.

Добролюб сошел с трамвая. В этой части города ему не приходилось бывать. А здесь хорошо: больше простора, чем в центре. Разыскав нужную улицу, мальчик зашагал по ней. Вот и дом Маляки. Куча кирпича, валявшаяся на спортплощадке, убедила его в том, что он не ошибся адресом.

— Ты не знаешь, в каком подъезде живет мальчик по прозвищу Маляка? — подошел Добролюб к Тончо, игравшему во дворе вместе со Стефчо и Тошко.

— Знаю.

— Позови его, пожалуйста.

Тончо с готовностью сорвался с места. Дело было вовсе не в волевых нотках, прозвучавших в голосе Добролюба. Малыш был рад выполнить просьбу взрослого мальчика. После «голодовки» ребята во дворе не играли и не разговаривали с ним.

А Добролюб тем временем рассматривал спортплощадку, — да, Маляке и его друзьям есть о чем жалеть — такую прекрасную спортплощадку в центре города оборудовать немыслимо, нет свободного места!

— Он скоро придет, — выскочил из подъезда Тончо и вернулся к малышам.

Добролюб достал носовой платок, постелил его на кирпичи и сел. В просвете между двумя домами виднелся «Форд». Мальчик сразу понял — тот самый. Увидел и возвращавшегося с работы Ташева. Тот опять остановился возле машины, осмотрел ее — все в порядке!

Тончо, заметив отца, побежал навстречу.

— Мне красную галочку поставили! — похвастался он. — Я выучил стихотворение.

— Прекрасно, — похвалил Ташев сынишку, поднял его на руки и поцеловал.

— Но и две черных!

— Неужели? — сделал строгий вид Ташев. — За что?

— Я плюнул на мальчика, только раз плюнул, а учительница поставила две черные галочки.

— Больше так не делай.

— После школы я и за вторую галочку плюнул.

Ташев рассмеялся и спустил сына с рук.

Добролюб рассердился на Ташева — ишь, даже не заметил его! Вот бы начал ворчать на то, что он посмел усесться на кирпичи. Тогда бы Добролюб ему ответил: не на кирпичи сел, а на заднее место! Но Ташев ушел в дом, даже не сделав ему замечания. Жаль!

Тут внимание Добролюба привлек парнишка в спортивном костюме с баскетбольным мячом — Панта, но мальчики еще не были знакомы.

Панта заметил, что незнакомый мальчик поглядывает на него, и ну демонстрировать класс, бросать мяч в покосившуюся баскетбольную корзину, показывать приемы. При этом он с шумом то вдыхал, то выдыхал воздух.

— Что это ты? — удивился Добролюб.

— Тренируюсь, — Панта взял мяч под мышку и принялся подпрыгивать на месте. — Я из «Локомотива».

— И поэтому так пыхтишь?

Панта рассердился: таким невежеством веяло от глупых вопросов этого мальчишки, что хотелось запустить в него мячом.

— Ты ничего не понимаешь, — бросил Панта. — Глубокое дыхание очищает легкие. Ты каким видом спорта занимаешься?

— Для чего мне спорт, я стану философом.

Панта перестал прыгать и задумался.

— Тогда играй в футбол. Больших философов, чем наши футболисты, нет.

Потом подошел к подъезду Камена и позвонил снизу.

— Кто это? — послышался с балкона голос Камена.

— Почему не спускаешься во двор? — крикнул Панта.

— Зачем?

— Ты что, сердишься?

— А чего мне сердиться?

— Ну… — Панта не знал, как начать разговор. — Скажи, что нам задано по алгебре?

— У тебя есть кого спрашивать по алгебре, — съязвил Камен и ушел с балкона.

Панта почувствовал себя неловко и покинул двор. А Добролюб, уже теряя терпение, все ждал Маляку. Маляка появился только через десять минут с хлебом под мышкой, с горбушкой в руке.

— Легко меня нашел? — обрадовался он Добролюбу.

— Если нужно, найдем! Что сказал твой друг о светофорном автомате?

Маляка сунул два пальца в рот и свистнул, Камен тотчас вышел на балкон.

— Это он, — кивнул Маляка на Добролюба.

Немного погодя Камен спустился во двор. Достав из нейлоновой сумочки с надписью «Овощи и фрукты» аппарат управления светофорами, он подключил батарейку. Послышались щелчки реле. Вид работающего прибора доставил Добролюбу радость.

— Какой идиот делал эту обмотку? — буркнул Камен.

— Я, — с готовностью признался Добролюб, словно в словах Камена звучала похвала.

— Что я говорил? — воскликнул Маляка. — Он здорово разбирается в технике.

Камен положил все в сумочку и отдал ее Добролюбу.

— Я очень вам признателен, — поблагодарил Добролюб и показал на кучу кирпича. — Если решите их выбросить, я помогу.

— Что выбросить?

— Кирпичи. Они же мешают вам, здесь такая прекрасная спортплощадка…

— Так-то оно так, да только потом хулиганами прослывем.

— А вы организуйте все по общественной линии, никто ничего и не скажет! Как сбор желудей, например, или воскресник по уборке школы. Надо же навести на площадке порядок. Через ограду их покидать и…

Камену и Маляке это предложение понравилось, но они колебались.

— Если вы не уверены в справедливости дела, — назидательно произнес Добролюб, — то и не беритесь за него. Никакую работу не выполнишь без твердой убежденности в своей правоте.

Ну и мыслитель, подумал Камен, хотя Маляка и не говорил ему о наклонностях Добролюба. Интересный тип! Немногословен, а впечатление производит.

— Во всяком случае Ташева необходимо деморализовать! — У Добролюба в запасе оказалась еще одна идея. — Активное противодействие может заставить его отказаться от своей затеи.

— Уже деморализовали, — ответил Камен. — У меня до сих пор горит левое ухо.

Добролюб бросил кирпич, который держал в руках. Уже поздно, но уходить ему не хотелось — и Камен, и Маляка нравились мальчику. Ни в квартале, ни в школе никто не был ему так симпатичен, как эти ребята. Он стал строить из кирпичей домик, как из костяшек домино.

— Все-таки выбросьте кирпичи, — не отказывался от своей идеи Добролюб. — Пусть это будет ваша пионерская акция, а я тоже подумаю, как вывести его из себя. — И, взглянув на Камена, добавил: — Я очень вам обязан.

— А почему ты говоришь мне «вы»? — удивился Камен.

Маляка забыл ему сказать об этой особенности Добролюба.

— Потому что он так воспитан, — ответил Маляка вместо Добролюба.

Добролюб, в знак согласия, кивнул, положил четвертый ряд кирпичей, и домик рухнул.

— Ребята, чего у кирпичей вертитесь? Двор большой! — крикнул с балкона Ташев.

— Это он и есть? — Добролюб, не поднимая головы, принялся строить новый дом из кирпичей.

— Ага.

— Сейчас я его заставлю выйти из себя и прогуляться, — объявил Добролюб и как ни в чем не бывало продолжал укладывать кирпичи рядком.

Маляка и Камен видели: каждый новый кирпич действительно выводил Ташева из себя. Что же будет дальше? Непонятно только, что имел в виду Добролюб под словом «прогуляться».

Домик обрушился, когда Добролюб укладывал третий ряд.

— Эй, лопоухий! Я тебе задам! До каких пор будете собирать здесь хромых и слепых со всего района?

Тогда Добролюб подошел к балкону Ташева и с достоинством произнес:

— Я не из вашего района. И не хромой и не слепой. У меня дальнозоркость — очки плюс два. А уши торчат, потому что моя мама пианистка.

— Если спущусь, еще больше оттопырятся! — пригрозил Ташев.

— Лучше иметь торчащие уши, чем быть дурнем! — парировал Добролюб.

— Хватит философствовать!

Добролюб бросил кирпич в кучу, и кирпич развалился надвое. Это окончательно взбесило Ташева. Он исчез с балкона и через секунду появился во дворе.

В углу двора играли Тончо с близнецами, а остальных детей уже и след простыл. Ташев поднял расколовшийся кирпич, соединил два куска, словно хотел их склеить, снова бросил в кучу и ушел.