Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас - Страница 79

79

279. «Высокохудожественной…»

Высокохудожественной Строчкой не хромаете, Вы отображаете Удачно дач лесок. А я — романтик. Мой стих не зеркало — Но телескоп. К кругосветному небу Нас мучит любовь: Боев За коммуну Мы смолоду ищем. За границей В каждой нише По нищему; Там небо в крестах самолетов — Кладбищем, И земля вся в крестах Пограничных столбов. Я романтик — Не рома, Не мантий, Не так. Я романтик разнаипоследних атак! Ведь недаром на карте, Командармом оставленной, На еще разноцветной карте                                          за Таллином, Пресс-папье покачивается, как танк.

280. САМОЕ ТАКОЕ

(Поэма о России)

Русь! Ты вся — поцелуй на морозе.

Хлебников

1. С ИСТОКА ВОСТОКА

Я очень сильно люблю Россию, но если любовь                         разделить                                        на строчки — получатся — фразы, получится сразу: про землю ржаную, про небо про синее, как платье. И глубже, чем вздох между точек… Как платье. Как будто бы девушка это: с длинными глазами речек в осень, под взбалмошной прической колосистого цвета, на таком ветру,                          что слово…                                            назад…                                                      приносит… И снова              глаза                      морозит без шапок. И шапку               понес сумасшедший простор                                                         в свист, в згу. Когда степь                    под ногами                                    накре — няется              набок и вцепляешься в стебли, а небо — внизу. Под ногами. И боишься упасть в небо. Вот Россия. Тот нищ, кто в России не был.

2. ГОД МОЕГО РОЖДЕНИЯ

До основанья, а затем…

«Интернационал»

Тогда начиналась Россия снова. Но обугленные черепа домов не ломались, ступенями скалясь в полынную завязь, и в пустых глазницах вороны смеялись. И лестницы без этажей поднимались в никуда,              в небо,                       еще багровое. А безработные красноармейцы с прошлогодней песней, еще без рифм, на всех перекрестках снимали немецкую проволоку[19], колючую, как готический шрифт. По чердакам еще офицеры метались и часы по выстрелам отмерялись. Тогда победившим красным солдатам богатырки-шлемы[20] уже выдавали и — наивно для нас, как в стрелецком когда-то, — на грудь нашивали мостики алые[21]. И по карусельным ярмаркам нэпа, где влачили попы кавунов корабли, шлепались в жменю огромадно-нелепые, как блины, ярковыпеченные рубли…[22] Этот стиль нам врал                                  про истоки,                                                    про климат, и Расея мужичилася по нем, почти что Едзиною Недзелимой, от разве с Красной Звездой, а не с белым конем[23]. Он, вестимо, допрежь лгал про дичь Россиеву, что, знамо, под знамя врастут кулаки. Окромя — мужики                              опосля тоски. И над кажною стрехой                                        (по Павлу Васильеву) разныя рязанския б пятушки. Потому что я русский наскрозь —                                                    не смирюсь со срамом наляпанного а-ля-рюс.

3. НЕИСТОВАЯ ИСПОВЕДЬ

В мир, раскрытый настежь Бешенству ветров. Багрицкий Я тоже любил петушков над известкой. Я тоже платил                           некурящим подростком совсем катерининские пятаки[24] за строчки бороздками на березках, за есенинские голубые стихи. Я думал — пусть                               и грусть,                                               и Русь, в полтора березах не заблужусь. И только потом я узнал,                 что солонки, с навязчивой вязью азиатской тоски, размалева русацкова в клюкву аль в солнце,— интуристы скупают,                                но не мужики. И только потом я узнал,                                       что в звездах куда мохнатее Южный Крест, а петух-жар-птица-павлин прохвостый — из Америки, с картошкою русской вместе. И мне захотелось такого простора, чтоб парусом                         взвились                                       заштопанные шторы, чтоб флотилией мчался с землею город в иностранные страны,                                      в заморское                                                                 море! Но я продолжал любить Россию.