Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас - Страница 90

90

326. ТВОРЧЕСТВО

Есть жажда творчества, Уменье созидать, На камень; камень класть, Вести леса строений. Не спать ночей, по суткам голодать, Вставать до звезд и падать на колени. Остаться нищим и глухим навек, Идти с собой, с своей эпохой вровень И воду пить из тех целебных рек, К которым прикоснулся сам Бетховен. Брать в руки гипс, склоняться на подрамник, Весь мир вместить в дыхание одно, Одним мазком весь этот лес и камни Живыми положить на полотно. Не дописав, Оставить кисти сыну, Так передать цвета своей земли, Чтоб век спустя всё так же мяли глину И лучшего придумать не смогли. 1939

327. ГОГОЛЬ

…А ночью он присел к камину И, пододвинув табурет, Следил, как тень ложилась клином На мелкий шашечный паркет. Она росла и, тьмой набухнув, От желтых сплющенных икон Шла коридором, ведшим в кухню, И где-то там терялась. Он Перелистал страницы снова И бредить стал. И чем помочь, Когда, как черт иль вий безбровый, К окну снаружи липнет ночь, Когда кругом — тоска безлюдья, Когда — такие холода, Что даже мерзнет в звонком блюде Вечор забытая вода? И скучно, скучно так ему Сидеть, в тепло укрыв колени, Пока в отчаянном дыму, Дрожа и корчась в исступленьи, Кипят последние поленья. Он запахнул колени пледом, Рукой скользнул на табурет, Когда, очнувшися от бреда, Нащупал глазом слабый свет В камине. Сердце было радо Той тишине. Светает — в пять. Не постучавшись, без доклада Ворвется в двери день опять. Вбегут докучливые люди, Откроют шторы, и тогда Всё в том же позабытом блюде Чуть вздрогнет кольцами вода. И с новым шорохом единым Растает на паркете тень, И в оперенье лебедином У ног ее забьется день… Нет, нет, — ему не надо света! Следить, как падают дрова, Когда по кромке табурета Рука скользит едва-едва… В утробе пламя жажду носит Заметить тот порыв один, Когда сухой рукой он бросит                             рукопись в камин. …Теперь он стар. Он всё прощает И, прослезясь, глядит туда, Где пламя жадно поглощает Листы последнего труда. 1939?

328. ПРЕДЧУВСТВИЕ

Неужто мы разучимся любить, И в праздники, раскинувши диваны, Начнем встречать гостей и церемонно пить Холодные кавказские нарзаны. Отяжелеем. Станет слух наш слаб. Мычать мы будем вяло и по-бычьи. И будем принимать за женщину мы шкап И обнимать его в бесполом безразличьи. Цепляясь за разваленный уют, Мы в пот впадем, в безудержное мленье. Кастратами потомки назовут Стареющее наше поколенье. Без жалости нас время истребит. Забудут нас. И до обиды грубо Над нами будет кем-то вбит Кондовый крест из тела дуба. За то, что мы росли и чахли В архивах, в мгле библиотек, Лекарством руки наши пахли И были бледны кромки век. За то, что нами был утрачен Сан человечий; что, скопцы, Мы понимали мир иначе, Чем завещали нам отцы. Нам это долго не простится, И не один минует век, Пока опять не народится Забытый нами Человек. 1939?

329. ВЕСЕННЕЕ

Я шел веселый и нескладный, Почти влюбленный, и никто Мне не сказал в дверях парадных, Что не застегнуто пальто. Несло весной и чем-то теплым, А от слободки, по низам, Шел первый дождь, Он бился в стекла, Гремел в ушах, Слепил глаза, Летел, Был слеп наполовину, Почти прямой. И вместе с ним Вступала боль сквозная в спину Недомоганием сплошным. В тот день еще цветов не знали, И лишь потом на всех углах Вразбивку бабы торговали, Сбывая радость второпях. Ту радость трогали и мяли, Просили взять, Вдыхали в нос, На грудь прикладывали, Брали Поштучно, Оптом И вразнос. Ее вносили к нам в квартиру, Как лампу, ставили на стол,— Лишь я один, должно быть, в мире Спокойно рядом с ней прошел. Я был высок, как это небо, Меня не трогали цветы, — Я думал о бульварах, где бы Мне встретилась случайно ты, С которой я лишь понаслышке, По первой памяти знаком, — Дорогой, тронутой снежком, Носил твои из школы книжки… Откликнись, что ли! Только ветер Да дождь, идущий по прямой… А надо вспомнить — Мы лишь дети, Которых снова ждут домой, Где чай остыл, Черствеет булка… Так снова жизнь приходит к нам Последней партой, Переулком, Где мы стояли по часам… Так я иду, прямой, просторный, А где-то сзади, невпопад, Проходит детство, и валторны Словами песни говорят. Мир только в детстве первозданен, Когда, себя не видя в нем, Мы бредим морем, поездами, Раскрытым настежь в сад окном, Чужою радостью, досадой, Зеленым льдом балтийских скал И чьим-то слишком белым садом, Где ливень яблоки сбивал. Пусть неуютно в нем, неладно, Нам снова хочется домой, В тот мир простой, как лист тетрадный, Где я прошел, большой, нескладный И удивительно прямой.