Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас - Страница 92

92

337. «Я не знаю, у какой заставы…»

Я не знаю, у какой заставы Вдруг умолкну в завтрашнем бою, Не коснувшись опоздавшей славы, Для которой песни я пою. Ширь России, дали Украины, Умирая, вспомню… И опять — Женщину, которую у тына Так и не посмел поцеловать. 1940

338. «Нам не дано спокойно сгнить в могиле…»

Нам не дано спокойно сгнить в могиле — Лежать навытяжку и приоткрыв гробы, — Мы слышим гром предутренней пальбы, Призыв охрипшей полковой трубы С больших дорог, которыми ходили. Мы все уставы знаем наизусть. Что гибель нам? Мы даже смерти выше. В могилах мы построились в отряд И ждем приказа нового. И пусть Не думают, что мертвые не слышат, Когда о них потомки говорят.

ВИТАУТАС МОНТВИЛА

Витаутас Монтвила родился в 1902 году в Чикаго, куда его отец, рабочий, переехал с семьей из Литвы. Но надежды спастись в Америке от нищеты и безработицы не сбылись, и за несколько лет до первой мировой войны семья Монтвилы вернулась на родину.

Недолго проучившись, Витаутас бросил школу и пошел в пастухи, позже — в каменотесы. В 1924 году он поступает в Мариампольскую учительскую семинарию. Вскоре полиция задерживает его за участие в антивоенной демонстрации. В тюремной камере Монтвила знакомится с революционно настроенной молодежью.

Так начинается тяжелая жизнь пролетария и революционера — нужда, бездомность, тюрьма.

После освобождения Монтвила некоторое время учится в Каунасском университете. Но в 1929 году его арестовывают по подозрению в «антигосударственной деятельности», обвиняют в подготовке покушения на премьера Вольдемараса и приговаривают к десяти годам каторги. Межпартийная свара тогдашних хозяев Литвы избавляет Монтвилу от каторжной тюрьмы. Он становится дорожным рабочим, потом наборщиком, потом продавцом в книжном магазине, секретарем союза шоферов…

На дорогах Литвы, в тюремной камере, в наборном цехе создает Монтвила свои гневные, зовущие к борьбе стихотворения. С 1923 года они печатаются на страницах прогрессивной прессы. Позже выходят его сборники «Ночи без ночлега» (1931), «На широкую дорогу» (1940).

По духу своему, по поэтическому строю многие произведения В. Монтвилы близки Маяковскому, которого он переводил на литовский язык. По свидетельству Ю. Балтушиса, статья Маяковского «Как делать стихи?» служила для В. Монтвилы «библией».

Витаутас Монтвила горячо приветствовал вступление Литвы в семью советских республик (1940). И хотя недолго прожил в освобожденной Литве, считал этот период самым плодотворным. Он стал одним из наиболее активных, боевых литовских поэтов.

«За эти девять месяцев я написал больше, чем за всю свою жизнь», — говорил В. Монтвила, имея в виду стихи о Ленине, о революции, о Красной Армии, о Коммунистической партии, созданные накануне Великой Отечественной войны. Свой последний стихотворный цикл, объединяющий эти стихи, он назвал «Венком Советской Литве».

Война застала В. Монтвилу за переводом поэмы Маяковского «Хорошо». Едва гитлеровцы ворвались в Советскую Прибалтику, они бросили Монтвилу в тюрьму. Поэт стойко перенес нечеловеческие пытки. Фашисты не добились от него никаких сведений, не добились отречения. Вскоре Витаутас Монтвила был расстрелян.

339. СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ ПРИДЕТ!

Тому не испытать блаженства рая, Кто духом пал, кто потерял мечту. Не для него звезда горит, сверкая, Не для него стремленье в высоту. Пусть в сердце буря вызреет; бесчестье — Часами хныкать, как дитя в ночи. Пора ковать железное возмездье И плыть туда, где солнце, где лучи. И если б нам судьба определила Одних лишь вековечных стонов гнет, И если бы все радости затмила — Мы будем верить: светлый день придет! 1923

340. В ТЮРЬМЕ

Всё та ж тюрьма, Всё те же стены, двери, Всё то же подземелье, Где ты страдал и верил. Всё те же камеры, Которым отдал годы. Всё те же решетчатые окна, Где присягал ветрам свободы. И те же кандалы достались мне, И те же стражники меня сопровождали. Твоею кровью пахли коридоры, Когда меня в тюрьму пригнали. Расстрелян ты… Здесь песнь мою сгибали — не согнули. По нашим трупам буря новых лет Идет, шагает в грозном гуле. 1931

341. СТОИТ ЖИТЬ!

Вся ты хороша, не прекословь! А глаза… таких на свете нету. Это в них цвела твоя любовь Нежным цветом. Да, твоя любовь мне так мила, Но не всё решают в мире ею. Как сильна она бы ни была, Я — борец — сильнее. Голодаю я по тюрьмам снова — Я за счастье на земле в ответе. Пусть сегодня жизнь еще сурова, — Стоит жить на свете! Стоит жить не для того, конечно, Чтоб глаза твои мне одному светили. Нас беда прикрыла мглой кромешной, Танки окружили. Стоит жить в боренье неустанном: Ведь в борьбе любовь всего полнее… Для меня, мой свет, ты станешь Всех милее. 1932

342. ЛЮБИМЕЙШАЯ СТРАНА

Страна из любимых любимая — Взволнованная Испания. Там полыхают знамена Невиданного сияния. Вдали мы склоняем головы Перед твоими знаменами. Вся страна — с нами, В огне борьбы закаленными. Быть не хотим под властью И властвовать не хотим. Тюрьмы народов завтра Мы разрушим, развеем, как дым. Если хотим, чтобы солнце наше Было без пятен, — нужно Пожаром зажечь поднебесье, Землю встряхнуть дружно. И тогда, потрясенная до глубин, Наша страна, как Испания, Поднимет свободную песнь, Песнь невиданного сияния. Да будет свобода свободным дана, Мы силой насилью ответим. Крепкие сваи в землю вобьем, Чтобы их не сорвал ветер. 1936–1937