На росстанях - Колас Якуб Михайлович - Страница 135

Появление гостей во главе с Тарасом Ивановичем в доме Адама Игнатьевича особого впечатления не произвело. Правда, некоторые из присутствующих с удивлением и даже недоумением окинули взглядом бывших учителей, словно они пришли с того света, но тут же принялись за свои дела, как очень занятые люди: одни играли в преферанс, другие — в "шестьдесят шесть", а третьи просто сидели и болтали. Среди игравших в преферанс Лобанович увидел и того старого, длинного, как жердь, урядника, который схватил протокол со стола во время неожиданного налета на школу в Микутичах. Урядник сделал вид, что не заметил учителей.

Хозяин дома увлекся игрой в "шестьдесят шесть" и напряженно обдумывал свой ход. Это был черноволосый человек лет пятидесяти, интеллигентный с виду, напоминавший провинциального адвоката. На мгновение он оторвался от игры, чтобы выслушать от Тараса Ивановича поздравления, поздоровался с бывшими учителями, после чего снова сел на свое место. Тарас Иванович скорчил презрительную гримасу, остановившись возле игроков.

— Играть в "шестьдесят шесть" — все равно что блох ловить.

— На все будет свое время, — наставительно заметил уже известный нам сиделец Кузьма Скоромный.

Женщины — правда, их было не так много — занимали позицию в другой комнате, а некоторые из них помогали хозяйке накрывать стол.

Лобанович окинул взглядом присутствующих. Почти все они ему были уже известны. Из старых знакомых не хватало только Язепа Брыля и Миколы Зязульского. Базыль Трайчанский тотчас же вынырнул из той комнаты, где сидели женщины. Он был такой же добродушный, обходительный, как и прежде, приятная улыбка не сходила с его лица; по-прежнему склонял он голову то на одну, то на другую сторону, вскидывал то один глаз, то другой. Новое заключалось только в том, что на этот раз лицо Базыля сияло радостью. Он очень приветливо поздоровался с Лобановичем и с Янкой Тукалой. О том, как живут изгнанные из школ учителя, он счел тактичным не расспрашивать.

— Ну что же, Базыль, каменный дом есть, а души этого дома нет.

Базыль Трайчанский понял, на что намекает Янка Тукала. Он просветлел еще больше и еще ласковее и приветливее улыбнулся. Ему приятно было услышать напоминание о необходимости сделать в своей жизни тот важный шаг, без которого жизнь человека не является полной, при этом перед его глазами встал образ Надежды Адамовны, которая была здесь, за дверью. Но признаваться в своих сердечных делах Базыль не хотел. Он только взял Янку под руку, кивнул головой Лобановичу и сказал:

— Пожалуйста, пойдемте! Познакомлю с девушками, а заодно поздороваетесь с женщинами.

Соблюдая этикет, Базыль подвел друзей сначала к жене Кузьмы Скоромного, как самой старшей. Это была с виду неинтересная и сердитая женщина. Может, настроение ей портило то обстоятельство, что у нее было много дочерей, таких же белобрысых и курносых, как сама она, и ни одна из них еще не вышла замуж. Павлина Семеновна свысока взглянула на Янку и его приятеля — пользы с них для нее нет, — но подала руку. Жена дьячка Помахайлика также поздоровалась с молодыми учителями сухо; внимательно посмотрела на них, чтобы лучше разглядеть "забастовщиков", а затем шепнула Павлине Семеновне:

— А они ничего себе хлопцы!

Павлина Семеновна так же тихо ответила:

— Голодранцы, да еще, может, острожниками будут!

— Ну, это еще как бог кому определит, — заметила покорно жена дьячка.

Чуткое ухо Янки Тукалы подслушало разговор женщин. Он галантно поклонился жене дьячка.

— Вашими устами говорит премудрость. Пусть будет по вашему слову!

Женщины немного растерялись и не знали, что ответить.

Базыль же направился с бывшими коллегами дальше. Девушки — их было три — сидели тесным кружком за столиком. То одна, то другая, то третья поднимали украдкой свои глазки на хлопцев.

Базыль подошел с Лобановичем сперва к Надежде Адамовне, причем лицо его осветилось приятнейшей улыбкой. Янка как старый знакомый здоровался с Аксаной.

— Надежда Адамовна, Мария Адамовна Смолянские, — называл Базыль сестер, представляя им по очереди Лобановича. — Будьте знакомы и не чурайтесь друг друга, — сказал в заключение Трайчанский, переходя на веселый, шутливый тон, но остроумные шутки ему не удавались.

Аксана познакомила Янку с сестрами Смолянскими и сама познакомилась с Лобановичем. Это была белесая высокая девушка. Лобанович окинул ее коротким взглядом: ее портрет, нарисованный Янкой, вполне соответствовал действительности.

— Садитесь, посидите, пожалуйста, с нами, — проговорила Надежда Адамовна густоватым, немного даже сиплым голосом.

Из трех девушек она показалась Лобановичу самой миловидной. Черты лица довольно крупные, глаза карие, добрые. Маня была не похожа на сестру; в ее серых глазах блуждал веселый, шаловливый огонек. Вообще же все три девушки производили хорошее впечатление, и каждая из них по-своему была привлекательной. Бросая изредка взгляд на Аксану, Лобанович вспоминал ее отца, старого долговязого урядника, который коршуном налетел на протокол. Не верилось, что она дочь этого злого кощея.

— Почему вы так редко бываете в нашем местечке? — спросила учителей Надя.

— Часто бывать здесь нам небезопасно, — ответил Лобанович, придав своему лицу сугубо серьезное выражение.

— Почему? — заинтересовались девчата.

Аксана, как показалось ему, с некоторой тревогой ждала ответа.

— Быть в Панямони и не увидеть вас, трех граций, панямонских красавиц, было бы преступлением с нашей стороны, — пошутил Лобанович.

— А увидеть вас два-три раза — значит и сердце оставить в Панямони, — подхватил Янка Тукала.

Девушки немного смутились, а затем рассмеялись.

— Ну и что же такого? — лукаво блеснула серыми глазами Маня.

— Вам, конечно, все равно, наши страдания не тронут вас, а каково будет нам, бедным "огаркам"? — с напускной печалью проговорил Янка.

— А вам откуда известно, как отнесемся мы к вашим страданиям, если бы они действительно были? — спросила Аксана, и на ее щечках выступил болезненный румянец.

— Случайно я услыхал, — заговорил Янка, — как здесь одна женщина сказала по нашему адресу: "Голодранцы, да еще, может, острожниками будут".

Аксана опустила глаза. Румянец еще ярче вспыхнул на ее щеках.

— Так могла сказать глупая и злая женщина. Плюньте на нее, — сказала она.

Дальнейший разговор прервала хозяйка. Лобанович подумал, что если Надя доживет до ее лет, то словно капля воды на каплю будет похожа на мать.

— Прошу к столу, — пригласила она гостей.

Для хозяев, к которым приходят гости, немалая забота усадить их за стол. Гости обычно толкутся некоторое время, не торопятся, стараясь соблюсти приличие, пока хозяин либо хозяйка не возьмут под руку гостя или гостью и не посадят на более почетное место. Тогда уже остальные, соблюдая этикет, размещаются сами.

По соседству с хозяином сели Тарас Иванович, Найдус — Тамара Алексеевна не могла прийти, — Кузьма Скоромный, урядник. Базыль Трайчанский сел в уголке с девушками и бывшими учителями.

Тарас Иванович поднял тост за здоровье хозяина.

— Господа, внимание! — зычным голосом воскликнул он, поднявшись с места и высоко держа чарку. — Наша дружная семья панямонской интеллигенции пополнилась новым выдающимся членом — Адамом Игнатьевичем, человеком высокоинтеллигентным, можно сказать профессором от ветеринарии, высокогуманным, ибо еще в святом писании сказано: "Блажен муж, иже скоты милует". Это первый человек, который возглавляет у нас ветеринарию. Так выпьем же до дна за Адама Игнатьевича и пожелаем ему успеха, здоровья и многих лет жизни.

Дружно выпили за хозяина, потом за хозяйку, за хозяйских "ясных звездочек" — дочерей. Выпили и за Базыля Трайчанского, за увеличение населения в его каменном доме. С каждой чаркой гости веселели, а разговор становился все более и более шумным. От первоначальной степенности, с которой гости садились за стол, не осталось и следа. Все шумели, кричали, хохотали, отпускали не совсем пристойные шутки, поднимались со своих мест, подходили к тем, кто сидел дальше, чокались, выпивали, высказывали друг другу самые горячие чувства.