Русский Бог (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич - Страница 26

Пушкин учтиво, пряча ироническую улыбку, наклонил голову.

- Кстати, эта эротическая гадость, что распространяется в черновиках в столице», Гаврилиада», не твоего пера?

- Избави господь, государь!

- Смотри. Там этот архангел Гавриил всех просто подряд… насмешка над Священной историей. Синод возмущён. Хорошо… Над чем сей день работаешь?

- Хочу поэму «Пророк» сочинить, государь.

-И как?

- Есть начало.

- И о чём писать будешь?

- О России.

                                                  * * *

          Сейчас мы расскажем о случае, старательно замалчиваемом современными историями. Слишком много странного, неясного, страшного открывалось в нём, что неизвестным казалось, с какой стороны подойдёт к нему, как списать то или иное в теоретическую схему. Дело в том, что случай этот не входя ни в одну из известных исторических концепций, строго делящих события на за и против. Черное и белое, прогрессивное и регрессивное, полезное и вредное, стоял над ними, верно указывая на преимущества жизни над мышлением. Нигде так остро, как здесь, в истории декабристского движения не открыта его противоречивость, высокое благородство и подлая низость составляющих его характеров, недосягаемая духовность и инфернальная материальность сочетаемых событий.  Одновременно тут же обнаруживается мостик от дворянских котурнов к сапожищам разночинцев, от блеска дуэльно-шпажного заговорничества русского офицерства к глухим ударам топора Раскольникова в затхлом петербургском подъезде, к воплям жертвы од удавкой Нечаева на грязной речке с осклизлыми берегами, историческим выстрелам из дешевенького револьвера Засулич, сходкам под синей лампой товарищей Ильича. История, что весеннее половодье, она создаёт законы и не соблюдает их; как мощный бурлящий поток, сносящий в своём движенье хрупкие крестьянские мостики, уносящий рыбачьи лодки, превращающий прибрежные хижины в плывущие, коробящееся и разваливающиеся на ходу острова цунами истории несёт людей и события, безжалостно перемешивает их холодной кистью шулера, создаёт всё новые, влияющие друг на друга и постоянно повторяющиеся комбинации, и разрушает то, что мнилось, утвердилось навсегда.

          Иван Иванович Сухинов происходил из крестьян. В 1817 году он получил дворянство, и его произвели в офицеры. В декабристской движении придерживался он крайних взглядов. Расстрел царской семьи и концлагеря для инакомыслящих виделись ему полумерой.  Входя в Общество Соединенных Славян, участвовавшие на ассоциативных правах в Южном тайном обществе, Сухинов отстаивал панславянизм, рюриковство и экспансию на запад и юг.  Предлагал огнём и мечом раз и навсегда очистить Русь от неметчины и прочих инородцев.  Когда декабрист Ипполит Муравьёв-Апостол, бежавший с Сенатской площади на юг, поднял Черниговский полк, с тем чтобы поддержать разгромленное выступление товарищей. Сухинов не колеблясь, примкнул к бунтовщикам.  Он  руководил освобождением Пестеля, Сергея и Матвея – Муравьёвых-Апостолов, Бестужева-Рюмина, заключённых по доносу Майбороды в Трилесской избе.  Вместе со священником Даниилом  Кайзеров  Сухинов составлял  революционный «Катехизис»:

«Вопрос. Какое правлении сходно с законом Божьим?

Ответ. Такое, где нет царей. Бог создал нас всех равными и, сошедшими на землю, избрал апостолов из простого народа, а не из знатных и царей.

Вопрос. Стало быть, Бог не любит царей?

Ответ. От нечестивого приказания самих, для обмана народа…»

          Не привыкшие к свободе солдатские роты вскоре после возмущения превратились в банды мародёров. Восстановить дисциплину, господа офицеры, охрипшие во взаимных дискуссиях, о будущих судьбах России после ожидаемой победы, так и не сумели.  3 января 1826 года деморализованную вооруженную толпу без особого труда рассеяли под Белой церковью в Малороссии пушки генерала Гейсмара. Ипполит Муравьёв-Апостол застрелился на поле брани, его братьев – раненого в голову картечью Сергея и невредимого Матвея, а так же Бестужева-Рюмина и самого Сухинова арестовали. Кроме руководителей, привлекли к следствию по делу Черниговского полка 3000 человек, из них свыше 500 офицеров и 2500 солдат. Наказали не всех. Сергея Ивановича Муравьёва-Апостола, Михаила Ивановича Бестужева-Рюмина Павла Павловича Пестеля вместе с вождями Северного тайного общества Кондратием Рылеевым и Петров Каховским казнили. Иван Сухинов после разгрома Черниговского полка бежал, был пойман, лишён офицерства и дворянства, приговорён к расстрелу, заменённому каторгой. Каторгу Сухинов отбывал на Нерчинских рудниках в Горном Зарентуе. Его вольный характер не терпел насилия от других, допуская для себя. Вскоре Сухинов задумал новым восстанием освободить пленных в Сибири декабристов.

                                                  *  *  *

          В один из дней конца мая 1828 года комендант Нерчинских рудников  генерал-майор Лепарский производил инспекцию Горно-Зарентуйских разработок. День был чудесный. Ласковый весенний по-сибирски с холодцой ветерок обдувал хилую морщинистую шею генерала, легонько позвякивал под подбородком орденом Анны III степени, полученным за Березину. Молодая пятнистая борзая положила узкую рыжую морду на сапог генерал-майора, сидевшего на плетёном стуле.  Всё казалось хорошо. И ветерок, и безоблачная погода, и начисто выметенный плац, по которому солдаты конвойной службы, взметая пыль, пытались чеканить шаг.  Бывшие дворовые, оказавшись крайними по неумению отклониться от службы, не умевшие из-за отсутствия средств или нужной стороны характера ни во время подмазать своих старост и вербовщиков, ни дать доктору за справку об увечье или неизлечимой хвори, младшие дети больших крестьянских семей, нарушителе порядка барских хозяйств, теперь были сплавлены в армию и под угрозой палок, шпицрутенов и гауптвахт защищали отечество, конвоируя воров и политических.  Перед генерал-майором принявшим с утра стакан густого деревенского молока и улучшив тем цвеи лица и настроение, бойко шагали пятеро конвоиров с примкнутыми к ружьям штыками, поворачивали направо, налево или кругом по приказу пристального подслеповатого майора, страстно желавшего выслужиться перед инспектирующим генералом,  и не получая уже невозможного по  штатному расписанию для богом забытой точки повышения по службе, хотя бы  оставленному на покое до конца дней своих.  Срезанная и лично очищенная от коры ветвь низкорослой сибирской вишни в длани майора выполняла роль русского шпицрутена. Оной палкой немедля получал по хребту тот из защитников отечества, кто вместо направо поворачивался кругом. Сразу за плацом виднелись бараки ссылно-каторжных, где на деревянных нарах подвое на полках друг над другом, следовало отдыхать бывшим дворянам от исправительных работ. Исправительные работы заключались в добыче железосодержащей руды. Руду, извлекаемую  из недр методом кирки, лопаты и побоев, которым стали подвергать лишенных дворянства господ офицеров, на подводах отправляли в Иркутск, Читу, Благовещенск, на Урал, где на заводах другие нечастные, крепостные, под надзором купеческих приказчиков выплавляли из руды чугун, железо и сталь, шедшие на изготовление карет, кораблей и сковородок. Сегодня, в воскресный день, оставшиеся в бараках каторжане ненавидящими взглядами следили за производимой на плацу муштрой их тюремщиков.

          Лепарский уже собирался усесться в коляску, чтобы проследовать с инспекцией в Акатуй, напоследок процедив сквозь зубы начальственное «Ничего. Ничего» старательному слепому майору, когда возня полубродячих собак у ног генерал-майора заставила его приглядеться, что же они, собственно говоря, терзали. Серый кобель, отобрав кусок у остальных псов, придерживая его чёрными от грязи когтистыми лапами, жадно посасывал кровь из принесённой из леса находки. Лепарский нагнулся и выхватил кусок. Это была отрубленная у плеча и не успевшая застыть мужская рука, завёрнутая в лохмотья арестантского рукава.