Русский Бог (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич - Страница 27

          Ссыльного Казакова убивали в низкорослом леске недалеко от бараков, в овраге. Среди тонких плохорастущих в холодке елей, изогнутых. Почти стелящихся в пояс берёз, стоя по колено в разлапистом, мясисто надутом в широких стволах папоротнике, рубили человека кирками и лопатами. Чем работали, тем и убивали. Вина Казакова заключалась в предательстве. В одуревшем от многолетнего злоупотребления образе, начинавший на армейских чарках и продолживший  на каторге, благо зелье стоило недорого, а начальство закрывало глаза на способ использования заработанных грошей, регулярно спускаемых в местном кабаке, с больными без опохмела мозгами пришёл бывший воин Черниговского полка Казаков утром того дня на штаб-квартиру инспектирующего генерала Лепарского и заложил в одночасье полтора года планируемый и подготавливаемый заговор. Товарищи на опохмел не дали, Лепарский мог дать. Итак, ссыльнокаторжный Иван Сухинов с товарищем Павлом Голиковым, Василием Бочаровым, Фёдором Моршаковым, Тимофеем непомнящим прозвания и Василием Михайловым, вовлекши в заговор Авраама Глаухина, Ивана Каверзенко,  Никиту Колодина, Николая Григорьева, Антона Ковальчука, Мирона Акатьева, Павла Анедина, Ефима Ильина, Алексея Рубцова и Кирилла Анисимова, здесь солдаты Черниговского полка вперемешку с уголовниками, собирались ночью забраться в войсковой цейгауз, выкрасть ружья ,порох, патроны, лошадей, захватить, возможно, даже пушки, бежать; при преследовании с боем  решили пробиваться в Бухарию. Зная, что один не справится, Сухинов, атаман восстания, подпаивая вином, подговаривал остальных.

          Казаков предал, но выпить ему не дали. Лепарский не поверил ему, приняв его донесение за запойный бред дегенерата. С проклятьями покинул Казаков штаб-квартиру Лепарского. Предательство, как всякий товар, часто имеет проблемы с реализацией. Ссыльный Бочаров увидел Казакова, входящего  с квартиры генерал-майора Лепарского. Немедленно возникло подозрение в предательстве, хотя и не было достаточных оснований – арестантов не трогали. На случай безопасности Казакова решили уничтожить.  Под предлогом копания червей для рыбалки с последующей выпивкой товарищи зазвали Казакова в овраг у речки. Впятером Сухинов, Бочаров, Моршаков, Тимофей не помнящий прозванья и Михайлов стали месить Казакова лопатами. Слышались возгласы : «Предатель!», «Вечно решил на каторге сидеть!», «иуда!», «Выдал выступление!», «теперь всем конец!», «За бутылку наливки выдал побег!». Постоянно полупьяный с шестнадцати лет Казаков ползал на коленях и, заливаясь слезами, просил « Братья!». Больше он ничего сказать не мог. Уже под ударом одной из лопат у него отскочила левая кисть. Человек более хрупок, чем кажется. Уже позже родилась мысль для лучшего сокрытия расчленить тело. Били кирками по костям, суставам, деля, отрезали голову. Острые перистые листья сибирского папоротника обагрились в вязкую кровь. Мозг осел на стволах берёз. Бродячие поселковые собаки грызлись из-за добычи, арестанты отгоняли их лопатами. Одну из собак Моршаков зашиб. Но рыжая сука утащила руку, найденную на плацу Лепарским. Преступление утаить не удалось.  По кровавому следу снарядили погоню. Пятнистая борзая Лепарского ввела на место убийства.  Заговорщиков поймали с поличным.  Поверь они в русское «авось», не трогая Казакова, дождись отъезда Лепарского, выступление, глядишь и удалось бы. По крайней мере, закончилось не столь скоро и неумно, и не в лагере, а где-нибудь на границе с Бухарией или Китаем,с привлечением войск, конной жандармерии, а то и – артиллерии. При обыске у Сухинова нашли ружьё с небольшим количеством пороха и кинжал.

          Расправа над пытавшимися восстать была не менее жестокой, чем расправа их самих над предателем Казаковым.  По записке Лепарского, отложившего до исполнения наказания дальнейшую инспекцию, заготовили деревянный столб длинною поверх земли 12 аршин 12 вершков, а в земле – 1 аршин. Сзади вколотили два кольца. Позади всего в двух аршинах вырыли яму в земеле глубиною, как роют для могилы, а шириною, чтобы тела шести человек могли поместиться.  Затем сделали шесть смертных рубах белого холста, длинною чтоб не доходили земли на четверть аршина, и были столь же широки, чтобы можно было их одевать поверх одежды, а так же шесть белых холщёвых платков для завязывания глаз.  Приготовили веревок крепких двухсаженных. Для стрельбы отрядили 15 конвоиров. Казнь назначили на 3 декабря 1828 года, с 2-го декабря рыли ямы,  водружали столбы под личным надзором генерал-майора Лепарского.  Решение о расстреле шестерых зачинщиков бунта – Ивана  Сухинова, Павла Голикова, Василия Бочарова, Тимофея не помнящего прозванья, Федора Моршакова и Василия Михайлова – результат личного рвения того же генерал-майора Лепарского. Ни в записке царя Николая I , а ему Лепарский письменно сообщил о подготовке бунта, ни в решении Специальной комиссии речи о расстреле не велось. Предполагалось наказать участника заговора плетьми, но Лепарский, метивший  из генерал-майоров в чистые генералы, решил выслужиться зверством. Кровь шестерых убиенных легла на него. Как комендант Нерчинских рудников, Лепарский, по-видимому, имел право на ужесточение приговора, поскольку никаких служебных взысканий, как впрочем, к его высочайшему огорчению, всеми силами ожидаемого повышения, он за усиление наказания не получил.  Остальных 13 заговорщиков Лепарский велел наказать плетьми  в зависимости от степени участия в заговоре и раскаяния. Праздник казни омрачил Сухинов. В ночь расстрела он отравился в тюремной камере искусно спрятанным быстродействующим ядом.  Для него , как бывшего дворянина , оскорбительными оказались, как первоначально определённое наказание плетьми, так и расстрел. Тюремный доктор констатировал смерть.  Местный священник отпевать самоубийцу отказался.

          3 декабря 1828 года всех преступников привели на лобное место. Охладевшее тела Сухинова, завёрнутое   в саван, тотчас бросили в приготовленную яму.   Шёл снег. Мороза было 15 градусов. Безветренно. Густые снежинки, будто завороженные, медленно, вяло, падали наземь.  На приговорённых к смерти надели белые саваны, и первого - Голикова  привязали к столбу у самого края вырытой ямы. Он казался спокоен, просил не завязывать глаза, но с ним не посчитались. «Я не виноват!» - последнее, что сказал он, когда ружейный залп, произведённый по мановению шёлкового платка Лепарского, вырвал у него жизнь с быстротой молнии. Бездушное тело Голикова спустилось по столбу, сейчас же его отвязали и бросили в яму. Потом расстреливали Бочарова. Должно быть, кровавая сцена подействовала на самих исполнителей приговора, солдаты потеряли меткость. Бочаров оказался только ранен. Разъярённый солдатской халатностью Лепарский выхватил у одного из солдат ружье, подбежал к Бочарову и, вонзив штык в грудь, прекратил его мучения. Василий Михайлов тоже выдержал залп и остался невредим. Солдаты укоротили дистанцию и начали стрелять поодиночке.  За всё время экзекуции генерал-майор Лепарский сердился, кричал, бранил офицера и батальонного  командира за то, что подчинённые их не умеют стрелять, приказывал, как можно скорее закончить. Пегая борзая его бесилась, нестерпимо рыча и лая как на убиваемых так и на убийц. солдаты ранили Васильчикова несколькими пулями, но он оставался жив, тогда они подскочили  к нему и прикололи штыками. Страшась криков Лепарского, унтер и батальонный командир, отобрав ружья у двух солдат, орудовали штыками наравне с подчинёнными. С двумя последними сообщниками Сухинова – Тимофеем Непомнящим прозванья и Фёдором Моршаковым повторилось тоже самое, что и с Василием Михайловым. Коменданту Лепарскому вновь пришлось показывать солдатам пример штыком, убивая привязанных к столбу беззащитных. В одно и то же время, когда одних расстреливали, рядом под гром барабанов три палача наказывали кнутом и плетьми других приговорённых. Декабрист И.И. Горбачевский, слышавший об этой истории, писал, что» невозможно представить себе всех ужасов сей кровавой сцены, вопли жертв, терзаемых палачами, командные слова, неправильная пальба, стон умирающих и раненых – всё это делало какое-то адское представление, которое никто не в силах передать и которое приводило в содрогание самого бесчувственного человека.» Царское правительство не умело повесить декабристов, 13 июля 1826 года на кронверке Петропавловской крепости у троих оборвалась верёва, не умело оно и расстреливать.