Чернокнижник - Смирнов Андрей - Страница 40

Порыв ветра едва не сорвал с головы Эльги капюшон плаща. Её лошадь заржала, замотала головой и шагнула назад. Придерживая капюшон одной рукой, перекрывая вой ветра, Эльга прокричала:

— А если я захочу, чтобы сейчас наступило лето?! Моё желание сбудется?.

Уилар пожал плечами и предложил:

— Попробуй.

Они снова тронулись в путь. Эльга думала о тепле, о солнце, о жарком летнем воздухе, о душистом яблоневом саду матушки Марго… Уилар и прежде говорил о том, что воля человека способна изменить мир, но сегодня что-то сдвинулось в ней, слова чародея обрели какой-то новый смысл. И хотя Уилар был злым, бездушным человеком, на этот раз он рассказал ей что-то очень важное. Свою связь с мирозданием она ощутила вдруг очень ясно. Она была частью этого мира, но и мир был частью её, и управлять происходящим и в нём процессами было не более сложно, чем управлять собственным телом. Эльга вдруг поняла, что она — как ребёнок, пытающийся научиться ходить. Глаза слезились от ветра, но она больше не пыталась укрыться за тканью плаща. Она вырвалась вперёд; кобыла, к которой перешло возбуждённое настроение хозяйки, пошла бодрой игривой рысью… Эльге казалось, что от всего в мире к ней течёт сила, прогоняя усталость и вязкое отупение последних дней. «Он дал нам этот мир как дар, — подумала она о Боге, — и если управлять миром — грех, то не меньший грех — управлять собственным телом». В этом странном состоянии сознания она почти утратила чувство времени, мили и минуты пролетали незаметно, принося вместо скуки — радость, вместо усталости — силу. Она очнулась оттого, что изменилось освещение. Переходя в обычный, «бытовой» ритм жизни, она с удивлением поняла, что с момента разговора на холме прошло уже несколько часов и близится вечер. Ветер давно стих; всюду была разлита какая-то необыкновенная тишина. Мглистые облака, закрывавшие в последние дни весь небосклон, поредели; золотое солнце, склонявшееся к горизонту, целовало своими лучами юную всадницу. Этот свет сиял ясно и ровно и не слепил Эльге глаза. Она вдруг поняла, что бездумно улыбается чему-то одновременно далёкому и близкому, исполненному тепла и любви… Это ощущение осталось даже после того, как всадник в чёрном плаще, словно живое воплощение тьмы, поравнялся с ней. Некоторое время они ехали вровень, ни о чём не говоря. Слова были больше не нужны. «У нас нет почти ничего общего, — подумала Эльга. — Но нас что-то связывает… Я только не понимаю — что?..»

Они остановились на ночлег вблизи старой полуразрушенной башни, некогда являвшейся, возможно, жилищем местного феодала. На стенах были видны следы копоти и зияли дыры там, где поработали человеческие руки. Очевидно — как обычно и происходило в таких случаях — население окрестных деревень время от времени наведывалось сюда, чтобы разжиться камнем, а если повезёт, то и кусками металла.

Рассёдлывая лошадей, собирая хворост, приготавливая пищу, Эльга и Уилар обменивались ничего не значащими, повседневными фразами. И только когда все дела были сделаны и каша с салом потихоньку доходила в снятом с огня котелке, Эльга, грея над костром руки, беспечно сказала:

— А лето всё-таки не наступило! — и улыбнулась.

— Как ты думаешь, почему? — негромко спросил Уилар.

Её первым побуждением было сказать «не знаю», но внезапно она поняла, что, ответив так, солжёт. Уилар обращался к ней как к равной (что само по себе являлось целым событием), он был уверен, что она сможет ответить на вопрос — и, в общем-то, был прав. «Не знаю» потеряло всю свою прежнюю привлекательность. Она знала ответ.

— Мир этого не захотел, — просто сказала она. Уилар кивнул.

— То, что кажется тебе волей мира, складывается из бесчисленных желаний тех, кто этот мир составляет. В этой округе живут тысячи людей, убеждённых в том, что зима уже не за горами. Воздух, землю, деревья и скалы населяют мириады духов, многие из которых со всей страстью желают наступления зимы — ибо зима означает для них пробуждение ото сна. Они приходят вместе с первыми холодами, но они же сами и несут эти холода. Их воля, как и твоя, творит окружающую реальность. И нет ничего удивительного в том, что воля одного человека, только начинающего осваивать Искусство, гаснет в соцветии воль людей и духов, желающих, чтобы все происходило согласно установленному распорядку.

— Но тогда получается, что ничего нельзя изменить, — возразила Эльга. — Получается, что чудеса невозможны. — Она покачала головой. За последние недели она слишком хорошо убедилась в обратном.

— Подумай, — предложил Уилар.

— Если убедить какую-то часть тех, кто верит в приход зимы… — начала она через несколько секунд.

— Двадцать лет назад в Ярне случилась сильная засуха, — кивнул Уилар. — Обмелели реки, погибли посевы, люди от ужасной жары теряли разум или пребывали в полуобморочном состоянии. Тогда первосвященник Сарейза, углядев в этом кару Божью, призвал всех верующих покаяться и молить Джордайса о ниспослании дождя. Верующие стали молиться. Притом не только в Ярне, но и во многих других странах, ибо призыв первосвященника касался всех… Как ты думаешь, что произошло дальше?

Эльга не ответила. Она мучительно пыталась вспомнить что-то, связанное с Ярной… Кажется, это был один из рассказов её отца… О каких-то событиях незадолго до её рождения…

Внезапно она вспомнила. Подняла на Уилара распахнутые глаза.

— Подождите! Двадцать лет назад в Ярне не было засухи! Там было… наводнение!

— Совершенно верно. — Уилар кивнул. — Наводнение, и притом настолько сильное, что почти все забыли о засухе, которая ему предшествовала. Дождь шёл почти две недели, не переставая. Некоторые города были буквально потоплены, поля превратились в болота, низины — в озера. Погибли несколько тысяч человек, а если сюда прибавить всех тех, кто подох от голода осенью и зимой…

— Вы хотите сказать, что Бог послал такой сильный дождь в ответ на людские молитвы? — с сильным сомнением спросила Эльга.

— Бог? — Уилар рассмеялся. — При чем тут Бог? Ты что, полагаешь, что Святой Джордайс решил поиздеваться над своими верными слугами и в ответ на просьбу избавить землю от засухи утопил города в воде?.. Хотя мы с тобой по-разному относимся к этому властолюбивому божку, в одном мы можем согласиться — Пресветлый тут ни при чём… Дождь вызвали люди, направившие свою волю и веру туда, куда указывал им глава той огромной секты, которая захватила полмира.

Эльга покачала головой. Она пыталась отыскать какое-нибудь противоречие в услышанном, но ничего не могла найти. И в самом деле, если это сделал Джордайс, то он не благ и не добр. Если не Джордайс… тогда кто? Выходило, что Уилар снова оказывается прав. Если вера одного человека способна сдвинуть гору или низвести молнию с неба, то на что способна объединённая воля тысячи людей?.. Десяти тысяч?.. Миллиона?..

— Однако объединение людей в единонаправленный организм — не самый лучший способ творить чудеса, — продолжал Уилар. — Несмотря на очевидные преимущества, слишком много недостатков. В конечном итоге, если полностью слепить людей в одно целое, сделать их послушными орудиями воли верховного жреца или бога, очень скоро вся эта слепая масса вовсе перестанет генерировать какую-либо веру. Тэнгама в них останется не больше, чем в деревянных солдатиках, выставленных на парад. С другой стороны, если оставить каждому его личную волю, положившись на то, что при необходимости все эти маленькие воли сольются в единую «симфонию», возникнет другая трудность. Для того чтобы произвести какое-либо чудо, нужно будет убедить каждого отдельного человека, что это нужно именно ему. Чем больше масса, тем разнороднее и неповоротливее она будет… Кстати! Каша уже готова.

Они поставили котелок на землю, подложили несколько камней, чтобы он не опрокинулся, сели напротив друг друга и принялись за ужин. Некоторое время ели молча. Когда показалось дно, Уилар снова заговорил:

— Поскольку ни ты, ни я не собираемся становиться на религиозный, или, точнее, сектантский путь преобразования мира, перед нами остаётся ещё одна возможность. Мы можем действовать в согласии с установившимся порядком, но при этом из всех возможностей будем выбирать ту, которая нам подходит лучше других, и прилагать свою волю к тому, чтобы осуществить её.