Свирепая справедливость - Смит Уилбур - Страница 74

– Баронесса решила переночевать на борту, – объяснил он. – Не волнуйтесь.

Когда Питер спустился в каюту, Магда уже настолько пришла в себя, что смогла сесть. Она достала из рундука бархатистый спортивный костюм, а горло закутала полотенцем, чтобы скрыть синяк, который выделялся на коже, как сок переспелой сливы.

Питер отыскал в шкафчике над унитазом аптечку. Магда возражала, но он заставил ее принять две таблетки болеутоляющего и четыре таблетки бруфена, чтобы снять воспаление и побыстрее уничтожить кровоподтеки на горле и теле.

– Глотай, – приказал он и, когда она послушалась, дал ей стакан.

Потом осторожно снял с ее горла полотенце и осторожно, кончиками пальцев, намазал синяк кремом.

– Мне уже лучше, – прошептала Магда, теперь почти совершенно безголосая.

– Посмотрим на твой живот. – Питер осторожно уложил ее на спину и расстегнул молнию костюма. Кровоподтек начинался сразу под маленькими грудями, там, где он ударил ее ногами, и доходил почти до пупка; он и его натер кремом, чуть помассировал, и Магда вздохнула и что-то прошептала, успокаиваясь. Когда он закончил, она сумела – с трудом, болезненно согнувшись – дойти до ванной и закрылась там на пятнадцать минут, пока Питер занимался собственными ранами, а когда вышла, оказалось, что она умылась и причесалась.

Он налил в два старинных бокала виски «Джек Дэниэлс» и один протянул Магде. Она опустилась на диван рядом с ним.

– Выпей. Будет легче горлу, – приказал он, и она выпила, ойкнула, когда горло обожгло алкоголем, и отставила бокал.

– А ты, Питер? – хрипло, с неожиданной тревогой спросила она. – Как ты?

– Меня беспокоит только одно, – ответил он. – Как ты могла так рассердиться на меня? – Он улыбнулся, и Магда тоже засмеялась, но закашлялась от боли и в конце концов прижалась к нему.

– Мы можем поговорить? – мягко спросил он. – Нужно кое-что выяснить.

– Да, я знаю, но давай чуть позже, Питер. Давай полежим так еще немного.

Он удивился ощущению спокойствия, которое охватило его. Теплое женское тело, прижимаясь к нему, смягчало боль, телесную и душевную. Он гладил ее по волосам, она уткнулась носом в его шею.

– Ты сказал, что любишь меня, – прошептала она наконец. Произнесла вопросительно, неуверенно.

– Да, люблю. Наверное, я всегда знал это, но, выяснив, что ты Калиф, должен был глубоко похоронить это чувство. И признался себе в этом только в самом конце.

– Я рада, – просто ответила она. – Потому что, видишь ли, я тоже люблю тебя. Мне казалось, я никогда не смогу полюбить. Я отчаялась, Питер. А потом встретила тебя. И тут мне сказали, что ты меня убьешь. Что ты Калиф. Я думала, что умру – найти тебя и тут же потерять... Это так жестоко, Питер. Мне нужно было дать тебе шанс доказать, что это неправда!

– Не разговаривай, – приказал он. – Просто лежи и слушай. Мой голос в порядке, поэтому я буду рассказывать первым. Как это было со мной. Как я узнал, что ты Калиф.

И он заговорил, прижимая ее к себе, – негромко, спокойно. В каюте слышались только мягкий плеск волн о корпус и приглушенный гул кондиционера.

– До того дня, как похитили Мелиссу-Джейн, ты знаешь все, абсолютно все. Я информировал тебя, ничего не скрывая, не утаивая... – Он вздрогнул и стал подробно рассказывать о спасении Мелиссы-Джейн.

– Должно быть, за эти дни у меня в сознании что-то нарушилось. Я готов был поверить всему, попробовать все, только бы вернуть ее. По ночам я просыпался, шел в ванную, и меня тошнило при мысли о ее руке в стеклянной бутылке.

Он рассказал, как собирался убить Кингстона Паркера, чтобы выполнить требование Калифа, как тщательно, дотошно планировал покушение, называл подробности – когда, где. Магда, дрожа, прижималась к нему.

– Способность разлагать даже лучших, – прошептала она.

– Молчи, – попросил он и рассказал о телефонном звонке, который привел к Старому Поместью в Ларагхе.

– Найдя свою дочь в таком состоянии, я утратил последние остатки рассудка. Когда я увидел ее, ощутил жар ее тела, услышал, как она кричит от ужаса, я мог бы убить... – Он осекся. Воцарилось молчание. Вдруг Магда чуть слышно охнула, и он понял, что сильно сжал ей пальцы.

– Прости. – Он поднял ее руку и поднес к щеке. – Тогда мне и рассказали о тебе.

– Кто? – шепотом спросила она.

– «Атлас».

– Паркер?

– Да, и Колин Нобл.

– Что они тебе сообщили?

– Что? Как отец ребенком привез тебя в Париж. Что уже тогда ты была умной, красивой и какой-то особенной... – Он продолжал: – Когда был убит твой отец... – Когда он сказал это, Магда беспокойно пошевелилась у его груди. – Ты стала жить с приемными родителями, все они были членами партии, а ты была таким многообещающим ребенком, что за тобой специально приехали из Польши. Кто-то выдал себя за твоего дядю...

– Я поверила, что это мой дядя... – Она кивнула. – И верила в это десять лет. Он писал мне. – Магда заставила себя остановиться, помолчала немного и сказала: – После папы у меня оставался только он.

– Тебя выбрали для отправки в Одессу, – продолжал Питер, почувствовал, как она напряглась, и повторил более резко: – Тебя отправили в специальную школу в Одессе.

– Ты знаешь об Одессе? – прошептала она. – Думаешь, что знаешь. Кто там не бывал, не может знать...

– Тебя учили... – он смолк, снова представив себе прекрасную девушку в особом помещении, выходящем на Черное море; она учится использовать свое тело как ловушку и приманку, чтобы пленить и обмануть мужчину, любого мужчину. – Тебя учили многому. – Ничего иного он не сумел произнести.

– Да, – подтвердила она, – очень многому.

– Например, как убить человека голыми руками.

– Думаю, что я не смогла бы убить тебя, Питер. Подсознание не позволило бы. Видит Бог, ты не должен был выжить. Я любила тебя и, хотя ненавидела за предательство, не могла заставить себя... – Она вздохнула. – Поэтому при мысли о том, что ты убьешь меня, я испытала едва ли не облегчение. Я готова была принять это. Лучше смерть, чем жизнь без любви, которую, как мне казалось, я нашла.

– Ты слишком много говоришь, – остановил ее Питер. – Побереги горло. – Он приложил палец к губам Магды, заставляя ее замолчать, и продолжал: – В Одессе ты стала одной из избранных, вошла в элиту.

– Это как войти в церковь – прекрасно, таинственно... – прошептала она. – Не могу объяснить. Я все сделала бы для государства, если бы знала, что это нужно «Родине-матери».

– Правда? – Питеру было интересно, не откажется ли она от своих слов.

– От начала и до конца, – кивнула она. – Я никогда больше не буду лгать тебе, Питер. Клянусь.

– А потом тебя отправили обратно во Францию, в Париж? – спросил он, и Магда снова кивнула.

– Ты полностью оправдала и даже превзошла ожидания своих хозяев. Ты была лучшей, самой лучшей. Ни один мужчина не мог устоять перед тобой.

Она не ответила, но и взгляда не опустила. Это не было дерзостью: она подтверждала выводы Питера.

– Были мужчины. Богатые и влиятельные... – Теперь в его голосе звучала горечь. Он не мог с собой справиться. – Много, много мужчин. Никто не знает, сколько именно, и у каждого ты брала капельку нектара.

– Бедный Питер, – прошептала она. – Это мучило тебя?

– Это помогало мне ненавидеть тебя, – просто сказал он.

– Да, понимаю. Ничем не могу тебя утешить – кроме одного. Я никого не любила, пока не встретила тебя.

Магда держала слово. Лжи пришел конец. В этом он был уверен.

– Потом они решили, что тебя можно использовать, чтобы взять под контроль Аарона Альтмана и его империю...

– Нет, – прошептала она, качая головой. – Это я решила насчет Аарона. Он был единственным мужчиной, перед кем я не смогла... – У нее перехватило горло. Она отпила виски, медленно проглотила и продолжила: – Он меня очаровал. Никогда не встречала такого. Такой сильный... такая свирепая сила...

– Ну, хорошо, – согласился Питер. – Ты могла к тому времени устать от своей роли... Куртизанкой быть очень трудно...