Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Шульман Нелли - Страница 35

— Она не доберется до берега, — подумал Степан, снимая сюртук, закатывая рукава белоснежной рубашки. "Тут больше десяти миль, и все-таки еще зима, — вода холодная. Какой дурак, какой я был дурак. Ладно, может быть, ее не тронут. Хотя, что это я — он едва не выругался и услышал громкий голос, что велел им, по-итальянски: "Прекратить сопротивление!"

С бригантины уже протянулись абордажные крюки. Затрещавший бот стали подтаскивать к борту корабля.

— Нет! — крикнула Изабелла. Салих услышал стон — один из матросов катался по палубе, зажимая рукой окровавленное плечо.

— Царапина, — капитан поднял его на ноги и встряхнул. "Быстро вниз, и не трогать девчонку даже пальцем, хоть пусть она вас всех перекусает".

Помощник капитана, с обнаженной саблей в одной руке, спустился по сброшенному трапу. Он велел, тоже по-итальянски: "Хватит, иначе мы сейчас все тут в клочки разнесем".

Изабелла даже не поняла, как это случилось — только увидела серый блеск клинка. Потом раздался крик боли, и бербер, схватившись за рассеченную кисть — выпустил саблю.

Пират перехватил ее левой рукой и обернулся: "Все сюда!"

— Нет! — крикнула Изабелла, отбиваясь от рук матросов. "Нет!". Вырвавшись, она подбежала к борту лодки. Прыгнув в воду, девушка еще успела увидеть, как Степан, подняв саблю — отступает к обломкам мачты.

Бригантина чуть поскрипывала под легким ветром. В капитанской каюте пахло кофе и хорошим табаком. Мустафа затянулся кальяном. Разглядывая перевязанную руку, он, смешливо, сказал: "До Рабата заживет, ничего страшного. Сильный парень, ничего, новый хозяин его быстро обломает".

Салих погладил сапфиры на эфесе сабли: "Ее и султану носить не стыдно, отличный улов, просто отличный. Жаль, что на девчонке не было никаких драгоценностей, кроме крестика. Впрочем, она сама — жемчужина, каких поискать. А это, — он повертел в руках серебряный медальон, — я выкину за борт, дешевка".

Помощник капитана поднял карие глаза: "Не надо, Салих. Ты видел, что в нем. Верни его этому парню".

— Ты правоверный мусульманин, — усмехнулся капитан, — не след верить во все эти, — губы Салиха искривились, — предрассудки.

— Ты тоже — правоверный мусульманин, — Мустафа отпил кофе. "Тебе напомнить, кому ты молился еще десять лет назад? Святой Мадонне у себя в Неаполе. А мне делали обрезание в измирской синагоге. Мой дед писал такое, Салих, — Мустафа положил ладонь на медальон и вздрогнул — корабль замедлил ход, будто на что-то натолкнувшись.

— Верни его хозяину, — повторил помощник капитана.

— У него все равно его заберут, рано или поздно, — упрямо сказал Салих. "Какая разница?"

— О нет, — Мустафа поднялся и забрал медальон, — никто его не заберет, капитан. А кто заберет — тот сам прибежит к этому парню, возвращать. Я-то знаю, — он вздохнул и вдруг увидел перед собой далекое, почти забытое — сгорбленную спину деда, рисующего что-то на кусочке пергамента.

— Что это, дедушка? — спросил черноволосый, кареглазый мальчик, заглядывая через плечо. "Какие смешные. На буквы вроде не похожи".

— Это не буквы, Михаэль, — вздохнул старик, — впрочем, ты мал еще, — знать такое. Потом научишься, если Господь так решит.

— Пойду, отдам, — твердо сказал Мустафа: "Девчонку успокой, ты же умеешь с ними обращаться".

Салих улыбнулся: "Сейчас выплачется и можно будет с ней разговаривать".

Мустафа спустился в темную, непроницаемую, дурно пахнущую пропасть трюма. Приняв от матроса свечу, моряк наклонился над избитым лицом мужчины.

— Я принес вам амулет, — едва слышно сказал он на ладино, наклонившись к его уху. Мужчина молчал. Мустафа, одной рукой застегнув на его шее цепочку, так же тихо спросил: "Кому мне написать в Ливорно? Ваши родственники соберут денег на выкуп?".

— Изабелла, — губы разомкнулись, — что с ней?

Мустафа вспомнил золотой крестик на шее девушки. Сухо ответив: "Забудьте о ней", он поднялся вверх, на палубу.

Изабелла проснулась от мужского, спокойного голоса: "Выпей. Это кофе, сразу взбодришься".

Девушка села на высокой, узкой койке. Яростно блеснув серо-зелеными глазами, выбив из руки Салиха серебряную чашку, она потребовала: "Немедленно отпустите нас! Где капитан Стефано?"

— Вот что, — задумчиво сказал бербер, разглядывая пятно на выцветшем ковре, — у тебя есть выбор, милочка.

— А у него неаполитанский акцент, — поняла Изабелла.

— Вы итальянец, — гневно проговорила она. "Да как вы смеете, я подданная венецианского дожа…"

— Я слышу, — лениво отозвался Салих. "Так вот, милочка, ты венецианка, у тебя хорошая голова на плечах. Предлагаю подумать — либо я тебя прямо сейчас отправляю в трюм, где тебя насилуют всю дорогу до Рабата, а там — продают в бордель, либо, — он погладил короткую бороду, — ты плывешь, как аристократка, в холе и неге, и в Рабате тебя выставляют на закрытый аукцион. Сколько тебе лет?"

— Семнадцать, — шепнула Изабелла. Оглядевшись, собрав на груди шелковую рубашку, она спросила: "Где мое платье?"

— Тебе оно больше не понадобится, — небрежно ответил Салих. "Ты девственница?"

Девушка ярко, мгновенно покраснела.

— Еще лучше, — подумал капитан и спросил: "Ну, так что, решила?".

Девушка свернулась в клубочек, подтянув колени к животу и тихо, горестно заплакала.

— Ну, ну, — Салих погладил ее по голове и добавил: "Это все не так уж и страшно, поверь, я тоже — начинал с раба на галерах. Немного ума, добавь к нему хитрости — и с тобой все будет хорошо. Я тебя запру, отдыхай вволю".

Он полистал брошенный в ногах койки альбом: "Я велю принести тебе карандаш, можешь и дальше рисовать, у тебя отлично выходит".

— Где капитан Стефано? — она подняла каштановую голову.

— Он твой жених? — усмехнулся пират. Изабелла молчала.

— Брат? — Салих поднялся.

Она все молчала. Капитан, коротко бросив: "Забудь о нем", — вышел из каюты. Изабелла закусила зубами край холщовой подушки и, горько застонав — разрыдалась.

Бригантина шла на юго-запад, в кромешной тьме зимней ночи.

Интерлюдия

Марокко, март 1775 года

Ему снилась Елизавета. Женщина положила прохладную ладонь ему на лоб. Наклонившись, она прошептала: "Я здесь милый, я с тобой, не надо, не надо…"

— Плачешь, — раздался рядом хриплый голос. "Ну, скоро прекратишь".

Степан открыл глаза. Сосед по тюрьме — провансальский крестьянин, говоривший с таким акцентом, что Степан его едва понимал, — вздохнул: "Жену звал".

— Жену, — Степан обвел глазами низкий, грязный каменный зал. В маленькое, забранное решеткой оконце под самой крышей было виден кусочек заходящего солнца. "Нашего консульства тут нет, — вспомнил Степан. "Только в Стамбуле. Да и какое консульство. Тут даже султан Марокко бессилен, в Рабате и окрестностях правят пираты. Пока до Феди письмо дойдет, меня и продадут уже. Я убегу, конечно, вот только клинок…, - он поморщился, как от боли.

Пахло потом, специями, из окошка доносился постепенно стихающий шум базара. Степан поднял руку и посмотрел на свои кандалы. "Их не разобьешь, даже камнем, — он вспомнил холодный голос Салих-рейса: "О сабле своей можешь забыть, такое оружие — не для раба, что будет таскать тяжести и мостить улицы".

Когда их выводили из трюма бригантины, в Рабате, Степан все оглядывался, ища глазами Изабеллу. Палуба была пуста, только помощник капитана, Мустафа, стоял, прислонившись к мачте, засунув руки в карманы холщовой, матросской куртки, провожая взглядом вереницу рабов. Он увидел глаза Степана, и, разведя руками, — отвернулся.

— Надо ее спасти, — спокойно подумал мужчина. "Только для этого надо самому быть свободным. Решено".