За синими горами (СИ) - Борисова Алина Александровна - Страница 47

— Что они сделали, светоч, что они сделали?!

Я бьюсь в Лехиных руках, он пытается удержать, рубаха давно выдралась из штанов и в какой-то момент Лехина ладонь ложится на обнаженную поясницу. Я вздрагиваю, замирая. Он понимает по-своему.

— Прости. Совсем забыл про твою спину. Очень больно, да? — но ладонь не убирает. Напротив, начинает поглаживать — легко-легко, словно боясь причинить боль, но не имея сил оторваться.

А я плачу, пряча лицо у него на груди. От ужаса, беспомощности, неизвестности. От того, что хоть кто-то меня пожалел.

— Помоги нам, Лешенька, пожалуйста, — шепчу, поднимая к нему мокрое от слез лицо. Отчаянно вглядываясь в его глаза. И пусть нечестно, пусть пользуясь… его интересом ко мне или вампирской силой во взгляде…

— Не смотри так, ты ж душу из меня вытаскиваешь! — едва не взвывает он, прижимая мою голову к своему плечу. — Все образуется, ничего. Все образуется, — все повторяет он, укачивая меня в своих объятьях, но сам, похоже, не верит.

— Я могу ее увидеть?

— Нет. Полковник запретил. К тому же сегодня он сам собирался ее допрашивать.

— Так это он?

— Я не знаю.

— Но ты сможешь узнать?

— Постараюсь. Тебе лучше вернуться к себе. Не привлекать внимания.

Не привлекаю. Поправляю одежду, вытираю слезы. Леха зовет конвоира, чтоб отвел обратно и запер. Жду. Мечусь по комнате, не находя себе места.

На обед меня уже не выпускают. Приносят «в номер». Леха приходит после. Хмурый, сосредоточенный. С фотоаппаратом.

— Надо сделать несколько снимков. Волосы расплети.

— Зачем?

— Надо. Не тяни время.

Расплетаю, полная недоумения.

— Меня фотографировали уже вчера.

— Те снимки не годятся. Сядь ровнее. Волосы все за плечи… Тебе еще бы челку… Жаль, ножниц не прихватил. Ладно, так, — в глаза ударяет вспышка. Потом еще одна. — Все, заплетай, зайду ближе к ночи, — и резко разворачивается к двери.

— Леша! — ловлю его за руку уже на выходе. — Ты обещал! Что с ней?

— Она жива, — он высвобождает руку, чуть касается пальцами моей щеки. — Ей плохо, но она жива.

Я порывисто вздыхаю. Плохо? Что значит плохо?

— Но ведь к тебе вампиры вряд ли были добрее. И к тем девятерым, которых замучили до смерти.

— Она не может отвечать за тех вампиров. За всех вампиров…

— Не надо, чтоб меня здесь видели, — он не дает мне договорить. — Жди.

Дверь закрывается. Защелкивается замок. Я какое-то время в оцепенении стою у двери. Что происходит? Что с Ясей? Что с Лехой, наконец? Все утро провел в моем обществе, а теперь «не надо, чтоб нас видели вместе»? Он же фотографировать приходил, ему поручили…

Позже вновь заходит Каховский. Про Ясю он ничего не знает, к вампирше его не пускают и близко. Зато разрешение взять у меня интервью все еще в силе, он обдумал очередные вопросы и, пока нам никто не мешает…

Я отвечаю, хотя этот тип вызывает у меня теперь лишь глухое раздражение. Борец за правду, который не шевельнет за нее и пальцем. Пойдет на сделку с теми, кого считает «в сговоре с упырями», лишь бы продолжать «исследовать»… Они убивают мою Яську, а этот просто списал ее, обвинив за всех вампиров оптом. Принес в жертву за чужие грехи! И все что-то вынюхивает, выспрашивает… Я отвечаю, мне не жалко. Про Страну Людей и систему кураторов. Про стада и дикарей. Лично о себе? Лично — личное, но могу рассказать о работе в больнице. Там, в стадах, среди тех, кто, как Полковник ваш говорит, «оскотинился».

Сам Полковник ко мне не заходит, и в кабинет к нему меня больше не зовут. У него ко мне больше вопросов нет. У меня к нему есть, но кого это интересует? Мои просьбы о встрече охрана игнорирует, Каховский обещает передать при случае. И все спрашивает, спрашивает. Безостановочно, до самого ужина.

После ужина осталась, наконец, одна. И быстро поняла, что лучше Каховский. Одиночество и неизвестность сводили с ума.

«Ближе к ночи» настало. Я все одна. Ночь. Темная, непроглядная. Куда уж ближе? Понимаю, что ждать бессмысленно. Кто он мне? Что он мне должен? Но все же жду.

И чудо случается. Леха приходит. Чуть слышно щелкает замок, и темная фигура начинает осторожно двигаться ко мне, не включая свет. Я испуганно вскакиваю на кровати.

— Тихо, это я, — он подходит, присаживается на край кровати. — Есть возможность увидеть твою подружку. Пойдешь? Тогда одевайся. Быстро.

Я вскакиваю, судорожно натягивая штаны. И краем глаза замечаю, как он наклоняется и кладет под кровать какой-то сверток.

— Что это?

Но он лишь подносит палец к губам и велит поторопиться.

А дальше мы крадемся. По темным коридорам, вдоль забора, в неприметную маленькую дверь.

Здесь был гараж, насколько я поняла. Для снегоуборочной техники. Или чего-то очень похожего, что все еще громоздилось тут, занимая большую часть пространства. А административное здание, где меня держали, являлось, выходит, конторой коммунальных служб, занятой охотниками на время спецоперации.

Свет Леха не стал включать и здесь, лишь луч его фонаря освещал нам дорогу, выхватывая из тьмы то одно, то другое. Вот и растянутая от пола до потолка сеть серебрянки блеснула в его свете. А ощущения, что в помещении вампир, не было. Все еще не было, хотя мы подошли уже близко.

— Почему я ее не чувствую? — в панике спрашиваю охотника. — Это ваша поганая сеть? Она вытянула из нее все силы?

— Сеть… не при чем, — помедлив, отвечает Леха. — Я, видимо, должен предупредить. Нельзя, чтобы ты закричала. Ни в коем случае.

От такого предисловия ноги отнимаются. А в груди холодеет.

— Да? — почти беззвучно выдыхаю я, замерев на месте.

— Понимаешь, охранники, которые были приставлены… Они даже не здесь должны были быть, за дверью. Но они зашли. В нарушение всех приказов. И они ее… — он помялся, но все-таки выговорил, — изнасиловали.

— Они ее… что? — я хохотала и не могла остановиться. Изнасиловать голодного вампира, это ж надо выдумать! Да не родился еще тот вампир, с которым прошел бы сей фокус!

— Тихо, тихо, ты что? — моего хохота Леха перепугался, кажется, даже больше предполагаемых криков.

— Не возможно вампира изнасиловать, — пытаюсь ему объяснить. — Если ты испытываешь к нему желание, он твое желание ощущает как свое. А людей они вообще… и сами всегда хотят. А уж на голодный желудок… Для них же секс — он тоже в чем-то еда. Так что насилия не было. Вернее — большой вопрос, кто там кого, — вытираю выступившие от смеха слезы. Испугалась. — Они просто покормили ее.

— Нет, — не соглашается Леха. — Крови ей не дали. Ни капли. Смастерили кляп из серебрянки, чтоб не цапнула ненароком…

Смеяться расхотелось. Резко.

— А вот это уже насилие. Одно без другого для них — мучение жуткое, вплоть до того, что они просто не могут…

— Этим дело не кончилось. Их застал Полковник.

И вот тут я вспоминаю про крики. Которые жажда крови едва ли могла исторгнуть. И вновь становится жутко.

— Он решил, что это она их завлекла, — объясняет охотник. — Заманила.

— Ага, и заставила засунуть себе кляп!

— Он не вникал в детали. Сказал, виновата ее красота. И взгляд колдовской. Поэтому, чтоб впредь они никого не смогла завлечь… — он вновь замялся, явно опасаясь моей реакции. — Ей выжгли глаза.

Мир сереет, весь пропитываясь липким ужасом.

— Яська! — лечу, срываясь с места, и в этот раз он уже не пытается мне препятствовать. Идет следом, ведь я все равно застываю у сетки. Охотники тут не мудрствовали. Просто перетянули сетью один из углов ангара, отодвинув подальше находившуюся здесь прежде технику и вынеся из угла запчасти и прочий много лет копившийся мусор. Ей оставили не много: две бетонных стены, бетонный же пол, и серебряную сеть, угрожавшую здоровью.

— Как?.. Как это развязать? Как войти? Яся! Яся, ты там? Почему я ее не чувствую?

Не чувствую. И даже не вижу. Потому что фонариком Леха подсвечивает себе узлы, которые развязывает, чтоб пустить меня внутрь. А она не отзывается. Там, за сеткой, темно и тихо — ни шороха, ни звука.