Стихотворения и поэмы - Колас Якуб Михайлович - Страница 102

102

XXVI. ОСМОТР ЗЕМЛИ

Прошло в Поречье лет немало; Оно ж не тешило Михала, Хоть место здесь пригоже было, И привлекало, и манило К себе лесами и лугами И старосветскими дубами. Да что краса без обладанья? Порыв бесплодный и мечтанье, Зарница в тьме глухой, суровой: Ведь все тут, до куста любого, — Магната, князя Радзивилла. А ты, пока имеешь силы, Служи, хоть тяжко и постыло, Из-за господского огрызка И гнись, покорный, низко-низко! Неужто ж вечно быть слугою, Угрозу чуя над собою, Что пан легко найдет причину Холопа выгнать, как скотину? И выгонит — ему плевать, Не станет думать-рассуждать, Что у тебя семья и дети, Что негде жить тебе на свете, Что ты в сетях как рыба бьешься И из сетей на волю рвешься, Что для тебя весь свет завязан, Просторный путь навек заказан. А где же выход? Где спасенье, От рабской доли избавленье? Один лишь выход есть — земля! Свой угол и свои поля! Земля поднять на ноги может, Земля, как друг, тебе поможет, Земля даст волю, даст и силы, Земля послужит до могилы, Земля — опора детям в жизни, Земля — начало всей отчизны! Михась, когда один блуждал, Он с глазу на глаз сам с собою Горячим сердцем и душою Вопрос мучительный решал О собственном клочке землицы; И как звезда сквозь щель темницы, Земля звала его, манила Своей чарующею силой. Михал с упорством, неизменно Шел к этой цели постепенно. Он поскупел, и даже сильно. Что ж? Можно есть не так обильно, Продать запасы хлеба, сала, Чтобы копейка перепала. Да, надо жить еще скромнее, Еще расчетливей, беднее, Голодный рот замком зажать И ничего не покупать… Вот так тихонько да помалу Собрали крохи капитала, Чтоб хоть начать — не ворожить — И первый камень заложить На той земле обетованной, Привольной, где не будет пана — Приблуды жадного и злого, Врага, мучителя лихого, Что людям въелся в кости, в жилы! Колом земля вам, Радзивиллы! Ценою долгого исканья, Советов, споров и старанья, Всех сил и мыслей напряженья И неустанного стремленья С неволей панской распроститься — Была отыскана землица. Ее Михал — припомним это — Словами пылкого поэта Перед семьей живописал, Хоть сам земли той не видал. Да мало ль что! А кто живой Входил хоть раз в тот рай святой, Что так попы в церквах малюют, Как будто сами в нем ночуют? Но уж пора, пора в дорогу, Чтоб к своему пристать порогу, Пока желанье не остыло, Пока охота есть и сила. Земельку ж надо увидать, Чтоб не вслепую покупать, Чтоб ладом вышло все, толково. Сама она пусть молвит слово, Покажет, что таится в ней, И это будет поважней Пустых мечтаний, разговоров. И вот осеннею порою, Договорившись меж собою, Михал с Антосем воз прибрали И запрягли коня. И стали В каком-то грустном размышленье, В тревожно-смутном настроенье: Дорога, даль и день грядущий В туманах спрятаны гнетущих. Эх ты, житье, житье людское! Нет никогда в тебе покоя! Ты — вихрь, водоворот бурливый, В тебе погибнет боязливый, Как щепка, как зерно пустое. «Ну, что ж, поедем?» — «Едем, брате!» Притихли все на время в хате, Когда вошедшие мужчины, Сняв шапки, постояли чинно, Склонившись перед образами. «Прощайте! Управляйтесь сами!» «Счастливый путь! В дорогу с богом!» — Сказала мать им за порогом, Желая счастья и добра. Мужчины вышли со двора, На воз уселись и вздохнули И влево к дубу повернули. Взмахнул степенный Сивко гривой, Потом заржал нетерпеливо, — Видать, далекую дорогу Почуял он, забил тревогу, И, шею выгнувши дугою, Привычной побежал рысцою К туманно-сизым сводам бора, Алесь и Костусь у забора Вослед глядели молчаливо, И думы смутные пугливо На грустных лицах их блуждали И очи тенью застилали. И показалось им, что с ними Делились мыслями своими И старый дуб, и этот дом, И эта речка с лозняком, И этот лес, и небосвод. Чего отцу недостает? Зачем искать земли далеко, Коль хороша и тут, под боком! Иль тесно, что ли? Света мало? Работы в поле не хватало Для их сохи, серпов и кос? Иль непригоже в каплях рос Цветы и травы здесь сияют? Иль худо птицы распевают? Зачем искать другую хату? Леса чем хочешь тут богаты — И дичью всякой, и зверями, Орехом, ягодой, грибами! Эх, простота невинных дней! Темна тебе судьба людей. Мужчины тоже той порою Тревогу в сердце ощущали И долго думали, молчали, Поникнув грустно головою. Но для чего гадать о том, Что думали они молчком, И весь их путь живописать? Путей-дорог не сосчитать! Они всегда свежи и новы И глаз и ум занять готовы! Их не пройти, не оглянуть, Эх, путь далекий, вечный путь! Но все ж сказать необходимо Про путников моих любимых, Что их дорога утешала: Пред ними Слутчина лежала, — Сторонка, глянуть, торовата, И люд тут, видно, жил богато, Не зря работал, тратил силу; Судить об этом можно было По мельницам, большим и ладным, По гумнам, крепким и громадным, Хлевам просторным, сеновалам, По тыквам, круглым и немалым, По хатам, что, как бы в венках, В кудрявых прятались садах. А эти липы, тополя, Их не обхватишь у комля! Шумят зелеными ветвями, Ведя беседу с небесами. За много верст заметишь их. «Не видел я дерев таких. Вот у земли какая сила — Такие башни взгромоздила! А поле! Ровно, как ладони!» — Михалу говорит Антоний. «Тут не захочешь в рай на небо С такой земли, с такого хлеба!» Все привлекало их вниманье: В сермягах встречные крестьяне У хат своих с тенистым садом — Простые люди с добрым взглядом, Таким, что в душу проникал И сердце путников ласкал; И деревеньки с ветряками И с придорожными крестами. В просторах этих полевых Все, все приветствовало их, Как будто близкая родня. Они уж ехали три дня, — В пути маленько колесили (Дорога ж мерялась на мили)! И утром росным и туманным Достигли цели столь желанной. Михал окинул местность оком И к дому зашагал широко, Идет, хозяйство озирает: Все старовато уж, ветшает! И на дворе не очень ладно, Все пораскидано, нескладно, Постройки будто меж собою В раздоре жили, брали с бою Те закоулки, где стояли, Друг друга словно отжимали Или лепились безобразно. И возле хаты было грязно. Сама же старенькая хата Казалась слишком простоватой: У крыши ветхой, шелудивой Обрезы шли коряво, криво — То мох торчит, то плешь видна, Вся продырявилась она. Да и труба была щербата, Ну, одним словом, горе-хата, Своей красою не манила. Но ведь не в хате смысл и сила! В ней можно навести порядок И перестроить добрым ладом, И станет светлой и пригожей, А не такой калекой божьей. Была бы хороша землица, А с хатой можно помириться, Михал еще прикинул оком: «Э, хата — мелочь! Лес под боком». С такими думами Михал Кнутом в окошко постучал. В ответ на эти стуки в хате Сначала скрипнули полати (Темно в ней было, как в берлоге!), А после шлепнули уж ноги. Хозяин заспанный, помешкав, К окну приблизился неспешно — Степенный, с важностью великой. «Тут ли живет Федос Ходыка?» — Спросил Михал, напрягши слух. Ответ дается, но не вдруг, Ведь человек-то незнакомый. «Тут, тут! И сам хозяин — дома. Скажите только, ваша милость, Зачем, откуда к нам явились?» — И с гостя не спускает ока. «Мы к вам, хозяин, издалека, Четыре мили за Несвижем. (Михал считал Несвиж Парижем, Известным всем на белом свете.) Мы вас имеем на примете. Наслышалися от людей, Что пан Ходыка, добродей, Свою усадьбу продает. «Да, дело к этому идет. Так подождите же немного!» И враз прошла его тревога (Не вредно быть и осторожным Пред незнакомцем подорожным!). Ходыка вдруг засуетился, Как будто сразу пробудился, Кожух накинул, вышел в сени, Его опаски нет и тени. Сказал приветливо, как брату: «Прошу вас, заходите в хату. Да вы с конем! Так заезжайте, Там у сарая распрягайте», Сюда, за этот стог соломы! Ведет их, как давно знакомых. Хозяин рад, и гости рады, Меж ними нет уже преграды, И нет ни хитрости, ни фальши, Легко беседа льется дальше, Минуты первой пали путы — Сердца и души разомкнуты. «Сюда, сюда, прошу вас, брате, И место есть, и корму хватит. Там, за овсяными снопами, — Едят их мухи с комарами! — И сено свежее, и вика, — Не оголел еще Ходыка! Распряжен конь и прибран воз. И тут уж дело началось — Конца не видно разговору. Все ново и душе и взору, Начнешь одно — всплывет другое, Ведь надо ж про житье чужое Порасспросить, поразузнать, О том, о сем порассуждать. Хоть разговор и осторожный, А выудить кой-что возможно, Словечко иль обмолвка даже Иной раз многое расскажет. И стало ясно из беседы, Какие горести и беды — Уж лучше б людям их не знать! — Велят земельку продавать. «Не наградил господь сынами, — Едят их мухи с комарами! А нет сынов — и нет подмоги, А уж мои слабеют ноги! Уходит силушка, браточки, И миновали те годочки, Когда земле я мял бока Не хуже доброго быка. Земля же тут, скажу, такая — Цены ей нету, — золотая! И надобно ей только, милой, Старанье доброе и силы! А сил уж нет — глядите сами — Едят их мухи с комарами! И я — скажу вам без стесненья — К торговле чувствую стремленье, И потому-то вот, дружочки, Мои любимые сыночки, Продать усадьбу я решил». Он все так складно говорил, И так разумно, и правдиво, Что «купчики» лишь молчаливо Ему кивали головой Да усмехалися порой. Но, про себя догадки строя, Как видно, думали другое: «Ты, брат, влезаешь прямо в душу, Не продаешь ли с вербы грушу?» «Так заходите ж в хату, братцы! Не грех бы нам побаловаться Хоть верещакою с блинами, — Едят их мухи с комарами!» «А может быть, вы, пан Ходыка, Коли не будет труд великий, Сначала б показали поле?» — Сказал Михал. «Что ж? Ваша воля! Полюбопытствуйте! Земелька, Как перед маткой колыбелька, Неподалеку, под руками, — Едят их мухи с комарами! Вот на ладони вся волока, Глядит на нас, как божье око. Вон и лужок мой. Сено — пиво! Вкус, братцы, у него на диво, Заправь, так будет есть и поп! А рожь! Ну, не поднимешь сноп! Смотрите: стебли — тростники, Нигде не сыщете таких! Ведь ваши минские песочки Я знаю хорошо, браточки, Своими их месил ногами, — Едят их мухи с комарами! Земля тут — ох, как урожайна! Горох растет необычайно. А гречка? Ну, кусты как лозы, Ячмень как лес. И без навоза! Имей охоту, силу, руки Да чуть хлебни еще науки — Богатство уж само придет К тебе на двор — и хлеб и скот, И будешь жить без горя, паном, Копить деньжата чистоганом. Живут тут люди богачами, — Едят их мухи с комарами! И даже на местах скупых, Коли давно сидят на них. Ходыка в поле вел гостей, Хваля (язык ведь без костей!) Свою усадьбу «золотую», Как сват девицу молодую. Антося ж не проймешь словами, Своими хочет он глазами Земли пригодность распознать: Что — мачеха она иль мать? Тут выгода иль плутовство? И светлые глаза его, Проворные, ну, как мышата, Поблескивали хитровато, По ниве рыща и лугам, Все испытуя тут и там. Земли работник, а не гость — Богат был опытом Антось! Копнул земельку сапогом И в руки забирает ком, И между пальцев растирает, И запахи ее вдыхает. Земля и впрямь, кажись, что надо, Но нет хозяйского пригляда. За нею походить умело, Она бы скоро подобрела. «Земля запущена у вас, Вся коркой дерна убралась, И только сорняки рожает. — Так цену дядя ей сбивает. — Чертополох разросся дико, Глядите сами, пан Ходыка, А где сорняк уж заведется, Там урожай с трудом дается — Земля оправится не скоро». «Э, плюнь, Антоний, то — не горе! Сорняк? Ну год-другой труда — Его не будет и следа! Скажу по правде, братец милый: Нет у меня на землю силы. Она ж без добрых рук скучает, Ей дай вниманье и терпенье И, коль хотите, уваженье, Зато и хлебом угощает, И молоком, и пирогами, — Едят их мухи с комарами!» «Так, это так! — Михал ответил. — Средь нас никто еще на свете Богатства с ветерка не брал И в будни праздник не справлял. А все ж на поле одичалом Жить надо начинать сначала! Не просто это! Тут и за год Не изживешь хлопот и тягот!» Михал с Антосем, сколь возможно, Вели беседу осторожно, Чтоб цену сбить, хоть та цена Еще была им неясна. Земли ж тут было в самый раз. Михал прикидывал на глаз, Что может стоить это дело. И перед ним уж поле рдело И разливалась рожь рекой, — Ее он собственной рукой На собственной земле посеет. Все видел он, чем завладеет! Пред ним, на взгорье, чернолесье Вздымалось гривой в поднебесье, К себе манило, взор ласкало. Равнинна за рекой лежала. Река ж в ольшанике густом Блестела чистым серебром. А хуторки вокруг с садами, То как попало, то рядами, Раскинулись в полях привольно. Лугов и пашен здесь довольно! Здесь если наведешь порядок, В довольстве будешь, сыт и гладок. Прошли мужчины по межам, Ко всем ничтожным мелочам Приглядываясь зорким оком, — Решать здесь надо не наскоком, Чтоб после плакать не пришлося! Михал остановил Антося: «Ну, что ты скажешь? Как решаем? Иль подождем, иль покупаем?» Совета просит он, а сам Решил уж — видно по глазам. «Земелька эта, брат, жирна, Как сажа из трубы, черна! Бери, хоть завязавши очи. Вот, сколько денег он захочет? Под силу ль будет это нам И нашим тощим кошелькам?» И после долгих совещаний К усадьбе подошли в молчанье. «Прошу вас в хату! Заходите! Что бог послал — перекусите!» Ходыка их в дверях встречает, К столу любезно приглашает. Антось к повозке устремился И тотчас с торбой возвратился. Вошли Михал и дядя в хату. Вид у нее подслеповатый: Свис потолок, перекосись, По щелям паутина, грязь. И печь и стены — все неровно, В углах заплесневели бревна, Земля не сглаженная, в ямах; На подоконниках, на рамах След червоточины заметен. Нет! Неуютно в стенах этих! «Ну, люди добрые, садитесь, С дороги малость подкрепитесь!» — Гостей хозяйка просит чинно, Сама Федосиха — Аксинья. А стол уж скатерью накрыт, Сковорода на нем стоит. Чтоб завершить достойно дело, Хозяин, сбив сургуч умело, Бутыль поставил. «Ну, налью! И землю окроплю свою!» Как только чарка раз, другой Прошла дорогой круговой, Все языки поразвязали И убеждать друг друга стали, Что люди все они простые, Что ни лукавства, ни обмана Терпеть в делах своих не станут, Что мысли их всегда прямые, Что с первых слов одни в других Друзей почуяли своих! А как сводить расчеты стали, — Их поцелуями скрепляли. «Вы любы мне! — сказал Ходыка. — Ведь сам я минский горемыка, — Хочу я подружиться с вами, Едят вас мухи с комарами! Я только вам, мои браточки (Вот не дожить до этой ночки!), Могу продать свою усадьбу. А самому поторговать бы… Мои вы родненькие братцы, Хочу я свиньями заняться». «Браток Федос! — сказал Михась. — О чем тут спорить целый час? Все! По рукам! Вот вам моя!» Начался шумный торг. Друзья Пошли и клясться и божиться, Ладонями с размаху биться, Чтобы потом при встрече новой Дурным не обменяться словом. «Ну, соглашайся, брат Федос!» Федос потрогал пальцем нос, Минуту тяжко размышляет, — Минута важная, большая. И тихо-тихо стало в хате. «Ну, пусть так будет, милый брате! Согласен я, Михал! Сошлись!» И за руки они взялись. Антось им руки разнимает: «Пускай же бог нам помогает!» «Панами будете, панами, — Едят вас мухи с комарами!»