Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 20

Люцифер был уже близок к плодородному берегу и равнине Мари Галант. Над берегом различались стены казарм, темные камни старой крепости, высокие дымящиеся печные трубы сахарных фабрик и красные плоские крыши маленького городка Гран Бур, столицы этого французского островка…

Высокий человек, стройный, с землистой кожей и светлыми волосами, торжественно одетый в черное, стоял в каюте Люцифера, рядом с голой кроватью, где в беспамятстве, в лихорадке тряслось изнуренное тело, казалось, Моника де Мольнар отдавала душу, словно была агония… С серьезным выражением доктор наклонился, чтобы прослушать, затем отошел на шаг и продолжал смотреть на нее. Взгляд доктора пробежал по обстановке и сделал знак человеку, который проследовал за ним до двери и встал, скрестив руки, напротив него. Хуан был с отросшей щетиной, неряшливо одет, еще более грубый и дикий, каким еще никогда не казался…

- Это место менее всего подходит для этой больной, - заверил доктор. – Здесь не хватает самого необходимого, простите меня, если говорю так откровенно, но на мне лежит большая ответственность…

- Вы хотите сказать, что вы не позаботитесь о ней?

- Я хочу сказать, что сделаю все возможное, но предпочтительней высадить ее с корабля. В Гран Буре есть хорошая больница… Мы можем поместить ее туда, если вы хотите продолжить путешествие.

- Я не оставлю ее нигде. Мы подготовим корабль и приобретем все необходимое, и заплатим вам за ваши услуги…

- Ладно… мне это уже сказал тот парень, что нашел меня. Но не тратьте так деньги, мой сеньор. Моряк, который пришел ко мне в дом, сказал, что больная – жена капитана…

- Капитан перед вами, и я жду, что вы расскажете мне, что у нее, и как вы ее находите. Мальчик, который ухаживал за ней, думает, что она заразилась от больных во время эпидемии, развернувшейся там внизу на Мартинике…

- Хорошо… Вы едете из Мартиники… Там часты эпидемии… В самом деле, очень легко подхватить эту лихорадку, особенно при контакте с такими больными. Будь что будет, но ее состояние ухудшается, ей все хуже. Если говорить ясно, я скажу вам, что ваша жена находится в припадке испуга… Если говорить не о заражении, можно сказать, что речь идет о мозговой лихорадке. В любом случае, она отягощена ужасом, страхом, бесспорно влиянием тяжелейшего душевного несчастья…

- Она очень чувствительная, правда? – проговорил Хуан с сухой иронией.

- Я думаю, наоборот, что она очень храбрая и стойкая, - серьезно опроверг доктор. – Она была уже больна, когда вы предприняли это путешествие? Если это так, то было настоящим безумием брать ее на корабль. По правде, я не понимаю…

Доктор прикусил губу под суровым, холодным, режущим взглядом Хуана. Он сделал несколько шагов внутри каюты, посмотрел на Монику, и затем вернулся к Хуану, где тот неподвижно ждал, скрестив руки…

- Я настаиваю, чтобы вы ее сняли с корабля.

- А если я не могу?

- Тогда сделаем здесь все, что сможем… Но в первую очередь, для больной нужна кровать, кровать с матрасом и простынями… Сколько времени вы женаты?

- А разве так важно это для определения болезни моей жены?

- Хотя и кажется невероятным, но весьма важно.

- День, не более. Что нужно сделать, чтобы лихорадка уменьшилась?

- Я немедленно выпишу рецепт… Сеньору зовут…?

- Моника де Мольнар…

- Не в первый раз я слышу это имя. Если мне не изменяет память, то это одна из известнейших семей на Мартинике. Меня не обманывает взгляд вашей жены… Речь идет о настоящей даме и … - он замолчал, увидев, как темные глаза сверкнули. Он поискал неуверенной рукой карандаш и рецептурный лист, и посоветовал. – Купите это как можно скорее. Ваше имя…?

- А ее имени недостаточно?

- Полагаю, что да. Простите, если кажусь бестактным… Чтобы вылечить, доктору иногда нужно выходить за рамки…

От дверей взгляд доктора пробежал в третий раз по пустой комнате, остановившись с откровенным состраданием на больной, а затем любопытно и прозорливо всмотрелся в обветренное лицо Хуана, в то время как ронял слова:

- Сеньора Мольнар очень больна… У нее мало шансов выжить… Чтобы это малое совсем не исчезло, нужна забота и исключительная внимательность… И даже с этим будет трудно ее спасти…

- Сделайте все возможное, доктор…

- Я уже делаю… Но это возможно, малая вероятность есть. Пока что я остаюсь рядом…

Он вернулся в каюту… Хуан остался снаружи, неподвижный, со скрещенными руками. Рядом с кроватью глаза доктора увидели маленькую фигурку негритенка, которая приковала взгляд к Монике большими глазами, полными слез…

Очень бледная, с посуровевшим лицом, София Д`Отремон появилась меж кружевных занавесок, и это потрясло Айме. Сжатые губы обвиняли, ясные и сверкающие глаза, скользнувшие по жене единственного сына, пронизывали бессловесным упреком. Словно злосчастная тень, за ней стояла медная фигура Янины, в ее руках была накидка, покрывавшая плечи дамы. София, не глядя на нее, приказала:

- Оставь нас и закрой дверь. Последи за тем, чтобы никто нам не помешал.

Она дождалась, когда дверь закроется за служанкой, чтобы приблизиться ближе к перепуганной красивой девушке.

- Айме, ты знаешь, где я была?

- Нет, донья София, у меня нет дара предвидеть.

- Это не так важно. Тебе достаточно будет услышать голос своей совести, если она у тебя есть.

- Донья София! – возразила встревоженная Айме; но свекровь сурово ее прервала:

- Я напрасно пыталась напасть на след этого варвара, в чьих руках оказалась твоя невинная сестра, заплатившая за тебя, пожертвовавшая собой за твой позор, сделавшая все, чтобы спасти тебя, опустив на дно свою жизнь, чтобы спасти твою…

- Почему вы так говорите? С чего вы это взяли? Уверяю вас, я не понимаю…

- Ты все понимаешь. Я сама не могу понять, когда смотрю в твое ангельское личико и спрашиваю себя, как можно прятать за маской столько цинизма, лицемерия, столько подлости… и ты жена моего сына, ты змея, которой я позволила привязаться навсегда к жизни моего сына! Ты… ты! Я узнала об этом слишком поздно…

- От кого вы узнали? Никто не мог знать, ни вы и никто!

- А нотариус Ноэль? Ах, ты изменилась в цвете! Ну да, я говорила с Ноэлем, я заставила его сказать мне, и связала все необходимые концы…

- Вы все сошли с ума? – с тревогой, охватившей все ее существо, пыталась защититься Айме.

- Мы все были ослеплены. Только теперь, к сожалению, для меня все ясно, хотя уже поздно. Теперь я понимаю поведение твоей сестры, отчаяние твоей матери, наглость этого проклятого, осмелившегося сюда прийти, в собственный дом Ренато. Ты не сможешь отрицать этого… ты, и только ты – любовница Хуана Дьявола!

Слова Софии сошли с ее губ, словно она их выплюнула, словно дала ими пощечину, и ее ужасное попадание подкосило Айме, протянувшей руки, и тревога, не имеющая равных, поднялась к горлу… Вскоре, сделав неимоверное усилие, она дрожа встала, чтобы наброситься как загнанная змея. Подняла голову, вновь у нее появился проблеск надежды, шанс, за который она ухватилась…

- Что может знать Ноэль? Что он мог вам рассказать?

- Твое поведение и поведение этого мерзавца, думаешь, этого недостаточно? То, как ты к нему приближалась… то, как ты с ним говорила. Он относился к тебе, как к какой-то…

- Он относился ко мне плохо, но по вине моей сестры. Я старалась защитить ее, хотела убедить его, чтобы он уехал. Ренато был виноват…

- Замолчи! Не позорь имя моего сына; хватит уже. У ног Ноэля лишилась чувств твоя испуганная, дрожащая мать, правильно предположившая, что мой Ренато тебя убьет. И он рассказал мне больше, даже больше. Что ты видела его еще до замужества, что была у него дома, спрашивая об этом человеке, об этом проклятом Хуане Дьяволе, о кошмаре всей моей жизни с того дня, когда несчастлив был родиться. И это должен был быть он… именно он, с которым ты изменила моему Ренато. Ты признаешься… признаешься… провозгласишь это?

- Я ни в чем не признаюсь, и не буду заявлять об этом, - отрицала Айме, избавляясь от смятения. – Для чего вы хотите меня заставить говорить? Чтобы пойти и сказать об этом Ренато…?