В ожидании зимы (СИ) - Инош Алана - Страница 121

– Вот и я так же думаю, лада. – Княгиня поймала пальцы любимой и прильнула к ним губами. – Не поднимется у меня рука… И язык не повернётся отдать такой приказ. Ума не приложу, как поделить себя между вами, чтобы Любима поняла, что моя любовь к ней никуда не делась и ни капли не уменьшилась, да и тебя чтобы не обидеть…

– Терпение, государыня, только терпение, – улыбнулась Ждана. – Ласка и строгость в обращении с ребёнком должны идти рука об руку. На всё требуется время. Мгновенно она меня не полюбит, но постепенно свыкнется. Она девочка не злая, хоть и избалованная чуточку, но сердце у неё светлое.

– А у тебя сердце мудрое, – прошептала Лесияра, вдыхая молочно-медовое тепло кожи Жданы в укромном местечке на шее, за щекотной завесой волос.

Откуда в Ждане были эти чары? Несколько ласковых касаний – и вот уже Лесияра растаяла, отпустив свои тревоги и поверив, что всё наладится; один янтарно-мягкий взгляд – и княгиня ощутила возвращение той мучительно-сладкой напряжённости, которая предшествовала расцвету желания.

– По-моему, ты колдунья, лада, – пробормотала Лесияра, придвигаясь ближе и нащупывая под рубашкой мягкие изгибы тела Жданы, блуждая по ним пальцами и ловя ладонями стук сердца и трепет дыхания. – То, что ты со мною делаешь, иначе, чем волшбой, назвать нельзя.

– Я не волхвую, не умею наводить чары, моя государыня, – согрел Лесияру шёпот Жданы. – Всё, что я делаю – это просто люблю тебя.

Соприкосновение губ выбило ту искру, которой не хватало княгине, чтобы оживить уставшее за день пламя. Только что она сокрушалась и беспокоилась о том, с каким настроением пойдёт к любимой женщине, но теперь эта досада ей самой казалась смешной. Стоило ей увидеть Ждану, коснуться её, поплыть в головокружении от её запаха, как всё воскресло, задышало, расправило крылья. Одежда раздражала, мешала почувствовать любимую всей кожей, и Лесияра скинула всё, скользнув под одеяло обнажённой. Ждана, однако, не спешила снимать рубашку, хотя Лесияра распознавала волнение в её участившемся, но остававшемся по-весеннему лёгким дыхании. Ресницы снова укутали взгляд Жданы, пряча блеск ответного желания, и это девичье целомудрие в зрелой женщине восхитило княгиню.

– Поклоняюсь тебе, – прошептала она, покрывая поцелуями колени возлюбленной. – Ты – моя вторая богиня после Лалады.

Последняя преграда в виде рубашки была сметена, и Лесияра наконец увидела Ждану нагой и беззащитной, открытой для ласки, доверчиво-смущённой. Её тело радовало хорошо сохранившейся упругостью, тут пока мало что требовало существенного омоложения, но сила Лалады ещё никому не вредила, и Лесияра с нежностью вдохнула в пупок Жданы тёплую струйку из ослепительного источника света. Голова Жданы откинулась, открывая шею для поцелуев, и Лесияра не смогла устоять – заскользила губами по тёплой коже, чувствуя быстрое биение жилок под нею. Когда горячий рот Жданы завладел соском княгини, это было как снятие свадебного покрывала с невесты. Паволока целомудрия соскользнула, открывая нерастраченные богатства чувственности, которые Ждана не отдала ни одному из двух мужей – сберегла для Лесияры… Гибкие и озорные пальцы искусной вышивальщицы стремительно осваивали новое полотно для работы, и княгиня, оказавшись снизу, сполна испытала на себе узор наслаждения, который те рисовали на ней. Она отдалась полностью в хитроумную сеть этого узора, позволила себя оплести и изнутри, и снаружи. Колдовство продолжалось, и Лесияра упивалась своей принадлежностью Ждане, впуская её и раскрываясь под ней до самых сокровенных недр души. И вот, их жилы соединились, кровоток стал общим, сердца-половинки прижались друг к другу и слились воедино.

– Как же я жила без тебя все эти годы? – прошептала Лесияра, медленно возвращаясь на поверхность ночной яви из светлых далей этого путешествия. – Не знаю…

– И мне не ведомо, как я жила без тебя, – эхом отозвалась Ждана. – Как во сне, наверное… И только теперь я проснулась.

Трогательно открытое плечо, ямочка под хрупкой ключицей, мягкие очертания чуть приметно вздымающейся груди, волосы, казавшиеся усыпанными золотой мерцающей пылью… Любуясь Жданой, Лесияра готовилась разрешиться от томно ноющего и пускающего по всему телу горячие стрелы вожделения комка под подбородком. Медленно спускаясь поцелуями по животу Жданы, она шепнула:

– Ты позволишь, лада?

Колени Жданы раздвинулись под ласковым нажимом рук Лесияры, и рот княгини с голодной жадностью прильнул к входу в лоно. «Не спешить, не спешить», – осаждала себя Лесияра. Сперва насладиться мягкостью этих складочек, чутко слушая отклик тела Жданы, вызывать у неё движение бёдрами и блаженный стон, задев чувствительное местечко и сосредоточив своё внимание на нём… Затем, растягивая удовольствие, проникнуть неглубоко, самым кончиком, далее – пробираться вглубь, ощущая тугой охват горячих стенок и… Ослепительная вспышка света превратила Лесияру в облако, каждая капелька которого пела от счастья. Кто-то светлый, огромный, любящий находился рядом, благословляя это счастье, а потом обратился в искорку, которая мерцала на дне души княгини.

Тихо-тихо, как две снежинки, они спустились из сияющего чертога на землю, очнувшись в объятиях друг друга. Лёгкими крыльями бабочки пальцы Жданы касались лица княгини, вызывая медово-тягучую улыбку.

– Лада, – подставляя лицо этим изучающим прикосновениям, выдохнула Лесияра.

Разморенное, отяжелевшее от тёплой истомы тело не желало двигаться, и она закрыла глаза, касаясь губами волос Жданы над лбом и дыша чарующими струйками дрёмы, которые те источали.

…Лесияра пробиралась по выжженной дочерна земле. Под ногами хрустели какие-то обломки, кости, остовы обугленных деревьев тянули к заслонённому чёрным пологом туч небу скрюченные и застывшие в предсмертной судороге ветви-пальцы, а ветер носил в воздухе горький пепел, и тот скрипел на зубах, забивался в ноздри и глаза. Лесияра не знала своего врага в лицо, но чувствовала его невидимый волчий взгляд…

Какая-то тень скользнула справа, и Лесияра повернулась туда, чтобы встретить опасность лицом к лицу. В угольном сумраке ничего нельзя было толком разглядеть, только очертания человека в плаще померещились княгине во время вспышки молнии. Мертвенный свет выхватил на мгновение из тьмы незнакомца, который бесшумно прыгнул в сторону – только полы плаща взметнулись зловещими крыльями. Лесияра хотела обнажить меч, но вынула из ножен лишь обломок клинка. «Не успела Твердяна перековать…» – подумалось княгине, и сердца коснулось холодное дуновение безнадёжного отчаяния.

А опасность леденящей волной толкнула её в грудь: незнакомец стоял прямо перед ней, и его жёлтые волчьи глаза излучали густую и едкую ненависть. Молния озарила черты его гладко выбритого лица, словно выточенные из тёмно-серого гранита – твёрдые, застывшие маской беспощадной, непримиримой враждебности. Ядовитым зубом сверкнул в его руке кинжал.

«Я вырежу твоё сердце из груди», – как ледяное змеиное шипение, вполз в голову Лесияры голос незнакомца.

Лесияра приготовилась обороняться хотя бы обломком меча, но её вдруг выбросило из этого обугленного пространства в тёплую постель, под бок к Ждане. Открыв глаза, она наяву увидела занесённый над собой кинжал – свой собственный, оставленный ею вместе с поясом на лавке.

Она перехватила тонкое мальчишеское запястье и повалила Радятко навзничь. Сев на него верхом и прижав обе его руки к полу, она обездвижила его. Мальчишка мог сколько угодно брыкать и сучить ногами: ни встать, ни повернуться у него не получилось бы всё равно. Мимо охраны он прошмыгнул, используя, по-видимому, кольцо; да и кто мог подумать, что он замыслил такое?

– Ох! – послышался испуганный возглас Жданы. – Радятко… Ты что тут делаешь?

– Ненавижу, ненавижу, – рычал мальчик с перекошенным до неузнаваемости лицом. – Из-за тебя с батюшкой это случилось! Ты украла у него любовь моей матери!

Удерживая его, Лесияра как можно спокойнее сказала Ждане:

– Лада, накинь на себя что-нибудь и дёрни вон за ту верёвку с кисточкой, что на стене возле ложа висит…