Мессия - Старлинг Борис - Страница 69

– Если вы нанесете мне телесные повреждения, я подам на вас в суд.

– Вы полагаете, что сможете писать сломанной рукой? Или печатать?

– Клянусь Богом, я вчиню иск.

Паркин елозит на стуле, пытаясь освободить руки. Страх, таящийся за угрозами Паркина, только возбуждает Реда: он чувствует себя котом, играющим с мышью.

– Право же, мистер Паркин, вы создаете для себя немалые проблемы из-за такой мелочи.

Ред начинает распрямлять ногу, надавливая на грудь журналиста. Стул заваливается на задние ножки. И человек, и стул пребывают в шатком равновесии. Все зависит от Реда. Все в его власти.

Паркин не выдерживает.

– Ладно. Это Дункан Уоррен. Он мой информатор. Довольны?

Журналист опускает глаза, стыдясь своей трусости. Ред убирает ногу, позволяя стулу снова встать на четыре ножки.

– Спасибо. Полагаю, что после того, как вы выдали мне своего информатора, вам не придет в голову кричать о нашей беседе на каждом углу, не так ли? Потому что, если люди узнают, с какой легкостью вы разглашаете содержимое своей записной книжки, вам перестанут доверять и вы не сможете добывать сенсационные материалы. Таким образом, мы оба заинтересованы в том, чтобы не предавать огласке подробности этой встречи, не так ли?

Ред расщелкивает наручники. Паркин вытягивает руки перед собой и потирает запястья в тех местах, где жесткий пластик врезался в кожу.

Ред вручает Паркину его записную книжку. Тот хватает ее и торопливо сует во внутренний карман.

Они молча спускаются в лифте на первый этаж и расстаются, не обменявшись рукопожатиями.

66

Когда Ред заходит в кабинет, Дункан там один. Он перекусывает. Между коричневыми ломтиками хлеба виден краешек ломтика сыра бри. При виде Реда Дункан поднимает руку в приветствии.

– А где Джез и Кейт? – спрашивает Ред.

– Пошли подкрепиться, – отвечает Дункан, прожевав кусок сэндвича.

– Ну и ладно. Вообще-то я хотел поговорить с тобой.

Дункан отпивает глоток колы.

– Валяй.

Одно слово. Одно слово, отражающее стремление понять.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты сделал это, Дункан?

– Что я сделал?

– Спутался с газетчиками.

– Я этого не делал.

Ред вскакивает и обрушивает кулак на стол.

– Еще как делал, мать твою! Я видел твое имя в контактной книжке Паркина. Он рассказал мне, что это был ты. Так почему? С чего это тебе приспичило всем нам нагадить?

Ярость Реда подавляет волю Дункана, и его намерение все отрицать улетучивается, словно воздух из проколотого воздушного шара.

– Из-за денег, – тихо говорит он.

– Денег?

Ред снова садится.

– Да.

– Они заплатили тебе?

– Да.

– Сколько?

Дункан опускает глаза.

– Сколько, Дункан?

– Двадцать штук.

– Двадцать штук.

– Они были нужны мне. Мне позарез нужны деньги. На мне ведь алименты висят. За школу Сэма платить надо. Хелен живет с этим дрочилой Энди, но доит меня исправно. Я по уши в долгах, все заложено и перезаложено, того и гляди жилье опишут. Как ни пытаюсь крутиться, но нашего жалованья на всю эту хрень не хватает. Хоть ты сдохни, а не хватает.

– Кто из вас к кому подкатил?

– Хм... Трудно сказать. Наверное, каждый со своей стороны. В понедельник вечером я выпивал со своим старым информатором, репортером криминальной хроники, который работает на "Ньюс оф зе уорлд". Мы просто болтали о том о сем, как всегда за выпивкой, и он между делом, не имея в виду ничего конкретного, спросил, нет ли у нас в разработке интересного дельца. Я, ясное дело, сказал: "Нет", да, видать, не больно уверенно, потому что он вцепился в меня, как клещ. Слово за слово, а потом, как бы в шутку, спросил, сколько будет стоить расколоть меня на информацию. Я, тоже в шутку, поинтересовался, сколько он может предложить. Вроде бы пустой треп, который легко прервать в любую минуту, но где-то по ходу дела все это стало очень серьезным. В общем, я сказал, что подумаю, и мы договорились встретиться на следующий вечер.

– И?

– На следующий вечер он познакомил меня с Паркином. Мы поторговались немного и остановились на двадцати штуках.

– И много ты тогда натрепал ему об этом деле?

– Самую малость. Ровно столько, чтобы пробудить в нем интерес.

– "Самая малость" – это что?

– Только то, что некий серийный убийца возомнил себя Иисусом Христом и собирает апостолов.

– И это, по-твоему, "самая малость"? Не удивительно, что он заинтересовался. И когда же ты сел вместе с Паркином и слил ему информацию?

– Вечером в среду, а потом еще в пятницу. За один присест столько было не выложить.

– Дункан, последнюю неделю мы работали сутки напролет и уходили отсюда чуть ли не каждый вечер не раньше десяти, а то и одиннадцати часов. Когда же ты, на хрен, выискивал время?

– После того как мы заканчивали. Поздно ночью.

– И ты рассказал ему обо всем?

– Обо всем, кроме подписи убийцы.

– А он этим интересовался?

– Да. Он особо выспрашивал, не оставлял ли убийца какого-нибудь знака.

– И ты сказал...

– Я сказал: "Нет". Я знал, что, если расскажу ему о языках и ложках, мы, возможно, никогда не поймаем Серебряного Языка.

– Не "мы", Дункан. Уже нет. Ты отстранен.

Дункан не двигается. Ред встает.

– Идем. Я прослежу, чтобы ты покинул здание.

– А как мои вещи?

– Их тебе пришлют, я позабочусь. Пошли.

– Могу я попрощаться с Джезом и Кейт?

Грешник, все еще надеющийся на прощение.

Ред хватает его за грудки.

– Какого хрена, Дункан? Из всех людей на свете эти двое хотят видеть тебя меньше всего. Не считая меня, конечно. Шевелись.

Во второй раз за полчаса Ред спускается на лифте в молчании. Они пересекают холл, причем ничто в их облике и поведении не указывает на конфликт. Уже у самых дверей Реду приходит в голову спросить кое о чем еще:

– В тот, второй вечер у меня дома, когда Кейт настаивала на огласке, а ты возражал, ты уже обдумывал эту сделку? Настаивал на секретности, чтобы использовать ее для собственной выгоды?

Молчание Дункана красноречивее любого ответа.

Ред забирает у Дункана пропуск. Он смотрит, как Дункан переходит улицу и спускается в метро на станцию "Сент-Джеймс-парк". Сумасшедшая старуха, которая торчала там в то утро с плакатом, возвещающим о всемирном еврейском заговоре, исчезла.