Карнавал обреченных - Бирюк Людмила Д. - Страница 28

– Пойми, моя дорогая девочка, я сама люблю театр. Признаюсь тебе по секрету: когда-то в молодости мне хотелось сбежать из дому с бродячими комедиантами. Но сцена – одно, а жизнь – совсем другое. Люди должны жить и поступать сообразно своему статусу!

– А я всё равно встречусь с Сандрой! Нет ничего дурного в том, что она прочитает мой сценарий и даст дельные советы.

– Предупреждаю, что буду обязана доложить князю о вашем намерении.

Сероглазка вздрогнула. В глубине души она понимала, что отец ни за что не разрешит ей встретиться с актрисой. Луиза права, в общественном мнении Сандра была всего лишь дамой полусвета. Но что же делать? Жгучее желание вновь увидеть примадонну, поговорить с ней о театре и своем творчестве заставило Сероглазку ответить жестко:

– Ладно… Ступай, доложи, если ты такая злая. А ведь я не рассказала отцу, как нас чуть не сбили лошади в Летнем саду! Ты просила меня молчать, и я промолчала. Теперь думаю, что напрасно!

Мадемуазель Корваль не ожидала такого выпада со стороны своей воспитанницы, обычно доброй и ласковой, и не на шутку перепугалась.

– Бог с тобой, Сероглазка, – пробормотала она. – Не сердись, что-нибудь придумаем. Ты права, не стоит беспокоить князя по пустякам.

Глава 3

В Таганрог!

В ночь на первое сентября Репнин находился в Каменноостровском дворце. Именно отсюда Александр Павлович должен был выехать в Таганрог. Елизавета оставалась в Петербурге еще на неделю. Таково было решение государя, который пожелал лично всё подготовить к приезду жены. Слуги и багаж уже были отправлены несколько дней назад. Вчера в Таганрог выехали немногочисленные придворные. К общему удивлению, среди них не было Аракчеева. Верный вассал царя уединился в своем имении Грузино, сославшись на болезнь и депрессию. Позже стало известно, что дворовые люди Аракчеева убили его любовницу – Настасью Минкину, злобную садистку, по доносам которой запороли насмерть десятки рабов. Минкина была толстой, глупой и некрасивой бабой из крепостных, но Аракчеев странным образом был по-собачьи привязан к ней. Потеряв любовницу, он стал дико мстить своим крестьянам. Пытаясь дознаться, кто убил Минкину, он подверг изощренным истязаниям множество людей. Топчан в конюшне не просыхал от крови. Конечно, в таком удрученном состоянии граф не мог сопровождать царя.

– Вот вам и «без лести преданный»! – съязвил Милорадович, узнав о горе Аракчеева. – При первом же испытании пал духом и бросил своего «батюшку» на произвол судьбы.

Государь пожелал ехать инкогнито, без шума, без охраны, со стариком-камердинером Семеном и одним сопровождающим из придворной знати. Время отправления царской кареты постоянно менялось, выезд назначался то на семь, то на девять часов. Не было известно также и о том, кто будет сопровождать особу государя – доктор Виллие или князь Репнин. Потом выяснилось, доктор нужен Елизавете. Когда Репнин заговорил с государем о необходимости вооруженной охраны, тот вдруг вскипел и заявил, что ничего не желает об этом слышать.

Князь решился обратиться к Елизавете, в надежде, что та уговорит императора обеспечить свою безопасность. Но государыня, улыбнувшись, заметила:

– Капризничает? Это похоже на него.

Действительно, такое поведение было в манере Александра. Обычно осторожный и подозрительный, он иногда вдруг проявлял настоящее безрассудство. Репнин вспомнил, как однажды императору прислали анонимное письмо с предупреждением о готовящемся покушении на его жизнь. Вместо того чтобы затаиться под каменными сводами дворца, Александр несколько дней нарочно ездил по петербургским улицам верхом, без охраны, в белом мундире, представляя собой отличную мишень для пули.

В ночь перед отъездом императора Репнин не мог сомкнуть глаз. Ему не раз доводилось выполнять секретные, иногда опасные поручения царя, но на этот раз какое-то неясное тревожное предчувствие не давало уснуть.

Было около четырех утра, когда он, устав бороться с бессонницей, оделся и, отодвинув занавеску, бросил взгляд в окно. То, что он увидел, мгновенно отрезвило его мысли и привело в бешенство.

– Ах ты, черт побери! – невольно вырвалось у него.

Возле подъезда стояла черная карета, запряженная тройкой вороных. На козлах сидели кучер и старый лакей Семен, а по мощеной дорожке, зябко кутаясь в серую шинель, к карете направлялся император.

Схватив плащ, саблю и револьвер, Репнин буквально скатился с лестницы.

– Ваше императорское величество! – задыхаясь, воскликнул он, когда царь уже поставил ногу на откидную ступеньку кареты.

Александр обернулся. Слабая улыбка скользнула по его губам.

– Так и знал, что догонишь. Ну что же… Садись, коли явился. Поехали!

Удобно усевшись на упругое кожаное сиденье крытой коляски, Александр почувствовал приятное расслабление. Наконец-то в путь! В путешествиях он находил отраду и отдых. В молодости царь много колесил и по России, и по Европе. Его называли незаурядным дипломатом, более талантливым, чем Талейран. Он любил послевоенные Венские конгрессы, с их бесконечными балами и маскарадами. Но иногда он не мог не признаться себе, что езда сама по себе доставляла ему огромное удовольствие и порой была важней, чем цель поездки. «Государь управляет Россией из почтовой коляски», – шутили досужие остряки.

– Послушай, Репнин, – промолвил Александр Павлович после долгого молчания. – Перед тем как покинуть Петербург, мне нужно отслужить молебен в Троицкой церкви Александро-Невской лавры. Но, кроме меня и священников, никто не должен присутствовать при этом. Тебе придется подождать меня в карете.

– Буду ждать где угодно, ваше величество! Но позвольте спросить…

– Никаких вопросов! Я хочу очистить душу перед Господом и только перед Ним буду держать ответ.

– Слушаюсь! – повторил Репнин.

Всё в поведении царя настораживало его. Перед поездками Александр Павлович обычно посещал Казанский собор. Почему сейчас для совершения богослужения он выбрал Александро-Невскую лавру?

На пустыре, возле небольшой рощицы, карету вдруг сильно тряхнуло: кучер на ходу осадил лошадей. Реакция Репнина была мгновенной. Он выскочил на дорогу, крикнув Александру Павловичу тоном приказа:

– Оставайтесь на месте, государь!

Словно повторяя сцену из спектакля «Кровавая любовь», откуда ни возьмись, вынырнули из предутреннего тумана трое вооруженных всадников в черных масках. Один из них сбросил с козел кучера и примостившегося рядом старика Семена. Двое других, соскочив с коней, ринулись к дверце кареты, но Репнин заслонил ее собой, держа в одной руке саблю, а в другой – пистолет.

– Прочь с дороги, мерзавцы!

Почти не целясь, он прострелил руку одному из нападающих, и тот согнулся, корчась от боли.

– Это ты, Репнин, царский пес? – рычал второй бандит в маске. – Называешь себя «другом свободы», а сам защищаешь тирана?

– Но при этом я не прячу лицо, как некоторые свободолюбцы!

В ход пошли сабли. Репнин оттеснил противника от кареты, но в ту же секунду на него напал другой бандит. Направив коня прямо на князя, он едва не смял его. В последний момент вдруг пришла помощь, которую Репнин совсем не ждал. Словно с неба раздался знакомый голос:

– Держись, Кирилл! Я с тобой!

Глаза Репнина вспыхнули радостью. Сергей! На взмыленном коне он вынесся к нему, откуда ни возьмись… Раздался выстрел. Пуля Шевалдина ранила бандита, и тот свалился с седла.

– Браво, Серж! – крикнул Репнин.

Вдвоем они быстро справились со своими противниками. Бандиты были обезоружены, а тот, которого Репнин ранил в самом начале драки, незаметно скрылся.

– Карнавал окончен! – сказал князь, не опуская сабли. – Снимайте ваши маски, пока я не содрал их вместе с ушами!

Побежденные были вынуждены повиноваться. Увидев их лица, Шевалдин присвистнул:

– Черт побери, так я и подумал! Каховский и Якубович!

– Серж, – переведя дыхание, сказал Репнин, – спасибо тебе! Я не знаю этих людей, да, признаться, и знать не желаю. Скажу одно: если бы ты не подоспел, здесь могло произойти цареубийство! Откуда, разрази меня гром, ты взялся?