Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич - Страница 43

— За всё это расплатится мужик своим хребтом. Налоги увеличили и собирают их беспощадно, — заметил стоявший тут же Блохин. — Мало того, что мужика и нашего брата рабочего бьют и калечат на войне, они ещё должны и оплачивать военные расходы. Мы пухнем с голода, а капиталисты жиреют от войны, мошенничая и наживаясь на поставках. Купеческих сынков берут только в тыловые части, а попов и поповское отродье и вовсе освобождают от воинской повинности. Ради чего, собственно, мужику воевать? Неизвестно!

— Чтобы получить после войны помещичью землю, — отозвался Звонарёв. Об этом мечтают все солдаты.

— Кто её, землю эту, им даст? — спросил Блохин.

— Государственная дума и Государственный совет!

— Как бы не так! В Думе сидят те же помещики. Этого никогда не будет. Сейчас у мужика в руках оружие. Он должен повернуть его на богатеев и землю взять силой. Иначе он никогда земли не увидит, — убеждённо проговорил Блохин.

— Это вызовет междоусобицу, братоубийственную войну, может, даже поведёт к распаду государства. Россию разорвут по кускам. Нет, я хотя сочувствую рабочим и крестьянам, но всё же против таких действий, потому что люблю свою страну и не желаю ограбления России другими державами, — с жаром сказал Звонарёв.

— Не раздерут и не поделят! Подавятся, дюже велик кусок! При делёжке нашей шкуры победители обязательно передерутся, а мы, собравшись с силами, турнем их с нашей земли. Прогоним царя, помещиков, землю поделим между крестьянами, заводы отдадим рабочим, — убеждал Блохин.

— Что рабочие будут делать с заводами? — спросил Звонарёв. — Чтобы ими управлять надо иметь образование. Инженеров из рабочих скоро не подготовишь. Развалить производство рабочие сумеют, но управлять им никогда! — горячился Звонарёв.

— Вы, инженеры, нам и поможете его вести и наладить, — возразил Блохин. — Кто лучше Вас знает нужды и желания рабочих? Тут Вам и карты в руки.

— Коль рабочие всё возьмут в свои руки, пусть сами и управляются с заводами! Едва ли инженеры захотят им помогать. Я, по крайней мере, не стану этого делать. Взялся за гуж — не говори, что не дюж.

— А Вася Зуев сделает, станет нашим рабочим инженером. И не он один, найдём и других! Да и Вы, Сергей Владимирович, как поразмыслите над этим, тоже наверняка к нам придёте, хотя и будете сначала ругать нас на чём свет стоит. Варвара Васильевна Вам поможет разобраться, — уверенно проговорил Блохин.

— Пока что подумаем, где нам завтра располагать наши батареи, остановил спор Борейко, молча, но внимательно слушавший весь разговор.

29

Вскоре из штаба гвардии прибыл офицер связи с пакетом, в котором указывалось, что следует делать завтра тяжёлому дивизиону.

— Минувшей ночью шесть сотен Атаманского полка проникли за линию фронтового пояса, добрались до окраины города. Там полный переполох. Даже ночью и то жители бегут куда глаза глядят. Наши молодые генштабисты летали на самолёте над Краковом. Все пути от него на запад и юго-запад забиты поездами и телегами. Всё бежит без оглядки. Штурм обязательно увенчается полным успехом, — заверял штабной офицер.

— В этом я очень сомневаюсь! — резко возразил Борейко — Одной гвардии мало, чтобы захватить Краков. По опыту Порт-Артура я знаю, что необходимо для успеха штурма крепости двойное, если не тройное превосходство в силах над её гарнизоном. У нас в лучшем случае равенство, если не того хуже. Штурм этот — нелепость или предательство. Солдат будет своей кровью расплачиваться за это преступление безмозглых генералов.

— В штабе армии ещё колеблются, разрешить ли нам штурм или нет, заметил штабной офицер.

— Потому что Ленчицкий помнит о солдатах и не хочет напрасных потерь. В штабе же гвардии обо всём этом позабыли, кроме возможности получения чинов, орденов и других награждений за штурм Кракова, хотя бы при этом погибли солдаты всех гвардейских полков. Я бы расстрелял того начальника, который отдаст приказ штурмовать Краков. У меня тяжёлые пушки — шести и четырёх с половиной дюймов, форты крепости рассчитаны на попадание двенадцатидюймовых снарядов. Наши пушки никакого вреда им причинить не могут. А что после штурма Кракова? У нас нет сил его удержать.

Штабной офицер поспешил отправиться восвояси.

Ещё затемно тяжёлый дивизион выступил на передний край обороны. С рассветом батареи заняли огневые позиции. Борейко выбрал КП на одиноко стоящей скале, несколько в стороне от расположения батарей. В стереотрубу были видны форты Грембаловской группы. Они были хорошо применены к местности. В промежутках между фортами спешно возводились полевые укрепления. Над крепостью висел в воздухе привязной аэростат, с которого вели наблюдение за продвижением русских. Немецкие самолёты беспрерывно шныряли в воздухе, сигналя разноцветными ракетами.

В ответ на первые пристрелочные выстрелы тяжёлых орудий австрийцы открыли огонь из крепости. Грохот взрывов крупнокалиберных снарядов гулко раздавался среди лесистых гор, в которых расположились русские части. Пехота попросила «заткнуть глотку» крепостной артиллерии. Борейко усмехнулся в ответ:

— Это, к сожалению, невозможно. Наши пушки бессильны против крепостных орудий. Обстрелять форты я обстреляю, но разрушить их не смогу. Пугану малость — и только, — предупредил пехоту Борейко.

Чтобы поразить глубокий тыл австрийцев, Борейко приказал поставить дальнобойные пушки возможно ближе к переднему краю обороны, рассредоточив их на значительном расстоянии одна от другой.

Первые же снаряды, разорвавшиеся около переправ через Вислу, вызвали переполох у австрийцев. Над расположением русских появилось несколько аэропланов, выискивающих огневые позиции дальнобойных батарей, но расставленные поодиночке пушки были хорошо замаскированы и найти их было нелегко.

Днём было окончательно решено: в следующую ночь штурмовать Грембаловскую группу фортов Кракова. В обход её были направлены: справа 1-я гвардейская пехотная дивизия, слева — 2-я гвардейская. Стрелковая бригада оставалась в резерве и двигалась прямо на форты. С пехотой шли лёгкие батареи, а тяжёлые должны были прикрывать своим огнём наступление.

С темнотой все части вышли в указанные им районы. Борейко находился при штабе гвардейской стрелковой бригады, где расположились оперативный отдел штаба гвардейского корпуса и иностранные военные агенты — генерал маркиз де ля Гиш, полковник Нокс и майор Такояма. Отдавались последние распоряжения, всё было готово к атаке. За полчаса до начала штурма командира корпуса Безобразова по прямому проводу из штаба армии вызвали к аппарату. Из этой комнаты всех удалили. Через пять минут Безобразов вышел из аппаратной и громко приказал:

— Немедленно передать в штабы дивизий, что штурм отменяется! Это распоряжение Ставки верховного.

Новость огорошила всех. Иностранцы бросились к Безобразову за разъяснением, но генерал ограничился повторением своего приказа: штурм отменяется. Один Борейко вздохнул свободно: его точка зрения победила. Посыпались протесты из дивизий. Уверяли, что солдаты самовольно уже вышли из окопов, что в темноте остановить их невозможно, но всё это осталось без внимания. Безобразов возложил персональную ответственность за выполнение приказа на командиров дивизий под угрозой немедленного снятия с командования. Это подействовало. Полки вернулись в исходное положение. Штурм не состоялся.

Борейко в штабе так и не мог узнать, что за причина заставила в последнюю минуту изменить первоначальное распоряжение. Вернувшись к себе в дивизион, он застал там приехавшего из Пинчева Зайца.

— Вы, Ваше высокоблагородие, уже знаете об отмене штурма? — первое, что спросил солдат.

— Я-то знаю из штаба, а ты откуда мог об этом узнать? — удивился Борейко.

— Пантофельная почта сообщила. И знаете, почему отменили штурм?

— Этого не знаю и узнать не мог, — признался Борейко.

— Потому что дела под Лодзью «бардзо кепско», как говорят поляки. Немец прорвался в тыл нашей армии и часть её окружил, а наши, в свою очередь, окружили немца, немцы — нас, а наши снова окружили немца. Получился слоёный пирог. Совсем бы немцу пропадать, но тут Ранненкампф, тот, что был в Восточной Пруссии, остановил на двое суток свою подходящую армию и дал немцу возможность уйти из окружения. Немецкий принц, сын Вильгельма, Этель-Фридрих, так испугался, что удрал из окружения на самолёте, боясь, что его захватят в плен. Потери огромные. Пришлось стягивать войска на север и забыть про Краков, — объяснял Заяц.