Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 87

87

1908

Из цикла «Незабудки на канавках»

Nocturne[338]

Месяц гладит камыши Сквозь сирени шалаши… Всё — душа, и ни души. Всё — мечта, всё — божество, Вечной тайны волшебство, Вечной жизни торжество. Лес — как сказочный камыш, А камыш — как лес-малыш. Тишь — как жизнь, и жизнь — как тишь. Колыхается туман — Как мечты моей обман, Как минувшего роман… Как душиста, хороша Белых яблонь пороша… Ни души, и всё — душа!

Декабрь 1908

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «VICTORIA REGIA»[339]

(1915)

Из цикла «Монументальные моменты»

Крымская трагикомедия

И потрясающих утопий

Мы ждем, как розовых слонов.[340]

Из меня Я — эгофутурист. Всероссно Твердят: он — первый, кто сказал, Что все былое — безвопросно, Чье имя наполняет зал. Мои поэзы — в каждом доме, На хуторе и в шалаше. Я действен даже на пароме И в каждой рядовой душе. Я созерцаю — то из рубок, То из вагона, то в лесу, Как пьют «Громокипящий кубок»[341] — Животворящую росу! Всегда чуждаясь хулиганства, В последователях обрел Завистливое самозванство И вот презрел их, как орел: Вскрылал — и только. Голубело Спокойно небо. Золото́ Плеща, как гейзер, солнце пело. Так: что мне надо, стало то! Я пел бессмертные поэзы, Воспламеняя солнце, свет, И облака — луны плерезы — Рвал беззаботно — я, поэт. Когда же мне надоедала Покорствующая луна, Спускался я к горе Гудала[342], Пронзовывал ее до дна… А то в певучей Бордигере[343] Я впрыгивал лазурно в трам[344]: Кондуктор, певший с Кавальери[345] По вечерам, днем пел горам. Бывал на полюсах, мечтая Построить дамбы к ним, не то На бригах долго. Вот прямая Была б дорога для авто! Мне стало скучно в иностранах: Все так обыденно, все так Мною ожиданно. В романах, В стихах, в мечтах — все «точно так». Сказав планетам: «Приготовьте Мне век», спустился я в Москве; Увидел парня в желтой кофте — Все закружилось в голове… Он был отолпен. Как торговцы, Ругалась мыслевая часть, Другая — верно, желтокофтцы — К его ногам готова пасть. Я изумился. Все так дико Мне показалось. Этот «он» Обрадовался мне до крика. «Не розовеющий ли слон?» — Подумал я, в восторге млея, Обескураженный поэт. Толпа раздалась, как аллея. «Я — Маяковский», — был ответ. Увы, я не поверил гриму (Душа прибоем солона)… Как поводырь, повел по Крыму Столь розовевшего слона. И только где-то в смрадной Керчи Я вдруг открыл, рассеяв сон, Что слон-то мой — из гуттаперчи, А следовательно — не слон. Взорлило облегченно тело, — Вновь чувствую себя царем! Поэт! Поэт! Совсем не дело Ставать тебе поводырем.

21 января 1914

Из цикла «Это было так недавно…»

Выйди в сад

Выйди в сад… Как погода ясна! Как застенчиво август увял! Распустила коралл бузина, И янтарный боярышник — вял. Эта ягода — яблочко-гном… Как кудрявый кротекус красив. Скоро осень окутает сном Теплый садик, дождем оросив. А пока еще — зелень вокруг, И вверху безмятежная синь; И у клена причудливых рук — Много сходного с лапой гусынь. Как оливковы листики груш! Как призывно плоды их висят! Выйди в сад и чуть-чуть поразрушь, — Это осень простит… Выйди в сад.

Август 1909

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ТОСТ БЕЗОТВЕТНЫЙ»

(1916)

Из цикла «Бал зацветающий»

Примитива

Я слишком далеко зашел, Полушутя, полусерьезно… Опомниться еще не поздно: Недаром я тебя нашел. Все на поэзию валить — Ах, значит ли всегда быть правым? И с помышлением лукавым Тебя мне можно ль заслужить? Я жил все годы как-нибудь, Как приходилось, без отчета… Я тяготился отчего-то, Себя стараясь обмануть. Халатность это или лень — Я не задумывался много И, положась на милость бога, Все верил в поворотный день. Я знал, что ты ко мне придешь, С твоим лицом, с твоей душою. И наглумишься надо мною За всю мою былую ложь. Сначала будет грусть и тишь И боль и стыд в душе поэта. Потом я обновлюсь. За это Ты праведно меня простишь…