Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 88

88

Май 1915

Из цикла «Амфора эстляндская»

Поэза раскрытых глаз

Арфеет ветер, далеет Нарва, Синеет море, златеет тишь, Душа — как парус, душа — как арфа. О чем бряцаешь? Куда летишь? Свежо и знойно. Светло и смело. Чего-то надо. Чего-то ждешь. Душа жестокость свершить посмела! Душа посмела отвергнуть ложь! В былом — ошибка. В былом — ненужность, В былом — уродство. Позор — в былом. В грядущем — чувства ее жемчужность, А в настоящем — лишь перелом. Ах, оттого-то арфеет ветер, Далеет берег, поет залив!.. Ах, оттого-то и жить на свете Я страшно жажду, глаза раскрыв!..

Июнь 1915

Остроумова-Лебедева А. П.

Аллея в Царском Селе

Цветная гравюра на дереве. 1905

Государственная Третьяковская галерея

ИЗ КНИГИ СТИХОВ «МИРРЕЛИЯ»

(1922)

Из цикла «Поврага»

Музей моей весны

О милый, тихий городок, Мой старый, верный друг, Я изменить тебе не мог И, убежав от всех тревог, В тебя въезжаю вдруг! Ах, не в тебе ль цвела сирень, Сирень весны моей? Не твой ли — ах! — весенний день Взбурлил во мне «Весенний день»[346], Чей стих — весны ясней? И не окрестности твои ль, Что спят в березняке, И солнцесвет, и лунопыль Моих стихов сковали стиль, Гремящих вдалеке? И не в тебе ли первый раз Моя вспылала кровь? Не предназначенных мне глаз, — Ах, не в тебе ль, — я пил экстаз И думал: «Вот любовь!» О первый мой самообман, Мне причинивший боль, Ты испарился, как туман, Но ты недаром мне был дан: В тебе была эоль! И только много лет спустя, Ошибок ряд познав, Я встретил женщину-дитя С таким неотразимым «я», Что полюбить был прав. Да, не заехать я не мог Теперь, когда ясны Мои улыбки, в твой шатрок, Мой милый, тихий городок, Музей моей весны!..

19 апреля 1916

НИКОЛАЙ КЛЮЕВ[347]

«Я надену черную рубаху…»

Я надену черную рубаху, И вослед за мутным фонарем, По камням двора пройду на плаху С молчаливо ласковым лицом. Вспомню маму, крашеную прялку, Синий вечер, дрему паутин, За окном ночующую галку, На окне любимый бальзамин, Луговин поемные просторы, Тишину обкошенной межи, Облаков жемчужные узоры И девичью песенку во ржи: Узкая полосынька Клинышком сошлась, — Не вовремя косынька На две расплелась! Развилась по спинушке, Как льняная плеть, — Не тебе детинушке Девушкой владеть! Деревца вилавого С маху не срубить, — Парня разудалого Силой не любить! Белая березынька Клонится к дождю… Не кукуй, загозынька, Про судьбу мою!.. Но прервут куранты крепостные Песню-думу боем роковым… Бред души! То заводи речные С тростником поют береговым. Сердца сон кромешный как могила! Опустил свой парус рыбарь-день. И слезятся жалостно и хило Огоньки прибрежных деревень.

<1908>

«Сердцу сердца говорю…»

Сердцу сердца говорю: Близки межи роковые, Скоро вынесет ладью На просторы голубые. Не кручинься и не плачь Необъятно и бездумно, Одиночка и палач — Все так ново и безумно. Не того в отшедшем жаль, Что надеждам изменило, Жаль, что родины печаль Жизни море не вместило. Что до дна заметено Зарубежных вьюг снегами, Рокоча, как встарь, оно Не заспорит с берегами.

<1909>

«Я был прекрасен и крылат…»

Я был прекрасен и крылат В богоотеческом жилище, И райских кринов аромат Мне был усладою и пищей. Блаженной родины лишен И человеком ставший ныне, Люблю я сосен перезвон, Молитвословящий пустыне. Лишь одного недостает Душе в подветренной юдоли, Чтоб нив просторы, лоно вод Не оглашались стоном боли, Чтоб не стремил на брата брат Враждою вспыхнувшие взгляды, И ширь полей, как вертоград, Цвела для мира и отрады, И чтоб похитить человек Венец создателя не тщился, За что, отверженный на век, Я песнокрылия лишился.