Курляндский бес - Плещеева Дарья - Страница 73

– Курляндский герцог даст суда, – сказал Шумилов.

– Нельзя во всем от него зависеть и на него полагаться. Ну, сын, давай мне грамоту на подпись. А вы, молодцы, приготовьтесь – спрашивать буду о многом. Вы, как-никак, лазутчики…

– Я могу только про суда, про флейты, про галиоты, на какой лад их строят, как оснащены, и что у курляндских судов люков для пушек нет, коли что – стреляют из мушкетов через фальшборт, – сразу доложил Петруха.

– Про суда ты напишешь внятно и вразумительно, и тебе поможет человек, которого Арсений Петрович на государеву службу взял. Да ты его знаешь – это Петер Палфейн. Он вместе с войском идет, и я полагаю его в больших делах использовать. Человек бывалый, толковый…

Ивашка с Петрухой переглянулись.

Им бы следовало хоть парой слов перемолвиться – но взгляда хватило.

– Коли будет на то твоей милости воля – я бы прямо сейчас с ним встретился и за ночь все, что надобно, писцу наговорил, – сказал, поклонившись, Петруха. – Палфейн и точно моряк бывалый.

Ивашка потихоньку отступил к выходу из шатра – а там давай бог ноги!

Он понесся по лагерю, всех спрашивая, где обоз, а в обозе – где телеги лекарей.

Денизу он обнаружил у костра – она втирала мазь в колено Анриэтты. Обе были в длинных мужских рубахах. Двое лекарей сидели, отвернувшись, чтобы не видеть голой ноги. Сейчас еще можно было соблюдать правила вежества.

– Там, в палатке у воеводы, Палфейн!

Дениза вскочила, сорвала с телеги еще не высохший кармазинный кафтан.

– Отведите меня туда!

– Погодите! – удержал ее Ивашка. – Не с пустыми же руками идти… Гостинец потребен.

Гостинцем он разжился – и вскоре они с Денизой стояли возле шатра Ордина-Нащокина, и Ивашка злобным шепотом пререкался со сторожевыми стрельцами.

Услышав шум, выглянул Шумилов.

– Опять ты? Опять склоки затеваешь?

– Арсений Петрович, Палфейн – там?

– Там, с воеводой о флотских делах толкует. Пошел вон, не до тебя…

Ивашка, может, и послушался бы начальственного окрика, но не при Денизе. Отпихнув Шумилова, он ворвался в шатер, Дениза вбежала следом.

– Чего тебе, молодец? – спросил удивленный Афанасий Лаврентьевич.

Ивашка прицелился в Палфейна – и тут же на плечах у моряка повис Петруха, захватив его согнутой рукой за горло.

– Господин Ордин-Нащокин, этот человек – лазутчик и убийца! – по-немецки, еле осилив русское прозвание, сказала Дениза. – Он нанялся на русскую службу, чтобы выведывать и разнюхивать!

– Такое обвинение нужно доказать, – ответил Афанасий Лаврентьевич.

– Я докажу! Но сперва я скажу, кто я сама. Меня и мою названую сестру завербовал кардинал Мазарини, мы во всей Европе выполняли его задания. Мы должны были стать посредницами при тайных переговорах кардинала с курляндским герцогом. Напишите письмо герцогу Якобу, сообщите ему, что этот человек, Палфейн, угрозами вынудил нас отдать ему письмо кардинала. Это письмо и другие бумаги он приказал увезти из Курляндии. Я могу дать приметы человека, который прибыл с ними в Виндавский порт.

– Так вы, пожалуй, знаете, куда отвезены бумаги. В Швецию? – спросил Ордин-Нащокин.

– Нет, сударь. Шведским агентом при дворе герцога был другой человек. А этот… Палфейн, вас ведь прислал курфюрст Бранденбургский? Чтобы вы следили за герцогом и доносили о настроениях при дворе? Чтобы вы охраняли герцога от других агентов? А потом, когда вам случайно представилась возможность пойти на службу к русскому царю, было решено, что так вы принесете своему господину больше пользы?

– Все ложь, все ложь! – закричал Палфейн. Он пытался избавиться от Петрухиной крепкой хватки, но Петруха без всякого сочувствия малость придушил его, и моряк захрипел.

– Велите его обыскать! В его матросском сундучке вы найдете много любопытного! – ответила Дениза. – Этот господин предпочитает нож, но наверняка возит с собой и яды.

– Арсений Петрович, что скажешь? – спросил воевода.

Шумилов пожал плечами.

– А что тут сказать, Афанасий Лаврентьевич? Мы, русские, простодушны и доверчивы, да только учимся быстро. Этот человек уж так старательно добивался моего доверия, что мне бы раньше насторожиться… Вперед умнее буду.

– Кликни стрельцов, вели увести Палфейна, связать и караулить, пока за ним не пришлю. А вы, сударыня… вы…

Ордин-Нащокин замолчал, не зная, как в таких случаях говорят с женщинами, да не простыми, а образованными.

– Я отвечу на все ваши вопросы, – сказала Дениза. – Потом вы прикажете позвать мою названую сестру, зададите такие же вопросы – и получите такие же ответы. Мне не сговаривались – у нас не было ни времени, ни возможности сговориться.

Стрельцы выволокли из шатра Палфейна.

– Так не станем откладывать, начнем. Сынок, ты записывай. А вы, молодцы, ступайте-ка отсюда, вас это дело более не касается. За службу вам будет награда, а сейчас не до вас.

Петруха, поклонившись, вышел первым, Ивашка задержался и услышал то, что его совсем не обрадовало.

– Ваше настоящее имя, сударыня?

– Я дочь маркиза де Кастельморо, Анна-Мария-Дениза, двоюродная племянница герцога де Ледигьера, в замужестве – леди Тревельян, мой супруг сейчас находится в Шотландии и, как служил покойному английскому королю Карлу, продолжает служить его сыну, почтившему супруга своей дружбой…

– Это невозможно проверить.

– Возможно – если при дворе русского царя есть французский или английский посланник…

Ивашка, повесив буйную голову, вышел из шатра.

Женщина, за которую он был готов жизнь отдать, не могла принадлежать ему, и это было невыносимо.

Эпилог

Кокенгаузен был крепостью сильной – сам государь в письмах сравнивал его со Смоленском, а ров – с кремлевским. Сперва гарнизону и горожанам предлагали сдаться и обещали государеву милость, они отказались. Тогда русское войско, набравшееся опыта под Динабургом, взяло Кокенгаузен штурмом. Замок и город при нем пали, шведский гарнизон был уничтожен, те из горожан, что оказали сопротивление, – также.

Ордину-Нащокину, назначенному воеводой в Кокенгаузен, предстояло вскоре ехать в Митаву, и он торопился сделать как можно больше неотложных дел. Прежде всего – переименовал новое приобретение на русский лад, дав ему название Царевич-Дмитриев. Затем озаботился – как лучше подготовить замок к зиме. Воевода был не слишком крепок здоровьем, а помещения доломитового замка оказались темными, сырыми и холодными, печи – ненадежными. При штурме в нескольких местах пробили ядрами крышу. Правда, в замке обнаружили пивоварню, хлебопекарню, хороший колодец, даже мельницу на конной тяге. Имелись также две тюрьмы под самыми крупными башнями и пороховые погреба. Место для своих покоев воевода выбрал на втором этаже, с выходом на деревянную галерею, что изнутри опоясывала двор замка. Там, на галерее, он и занимался неотложными делами, пока погода позволяла.

Шумилов находился при нем – до дальнейших распоряжений государя.

Планы у Ордина-Нащокина были огромные – сделать Царевич-Дмитриев столицей «Русской Ливонии». До той поры он решал не столь значительные вопросы, начал создавать речную флотилию, отправлял на стругах в сторону Риги пушки, предназначенные для осады, принимал местное дворянство, которое норовило вместо здоровых молодых рекрутов подсунуть пожилых и негодных, вел переговоры о поставках зерна – Лифляндию шведы считали своей житницей, так что следовало лишить их хлеба. Кроме того, ему нужно было побеспокоиться и о раненых, которых после штурма насчитали четыреста тридцать человек. Были и иные встречи – не менее важные, в том числе и с бегинками.

Уже собираясь в Митаву, уже перечитывая в сотый раз и правя черновик соглашения с герцогом, в котором из пятнадцати пунктов важнейшими были – о русско-курляндской торговле и о превращении Митавы в опорный пункт русской торговли с Западом, Ордин-Нащокин вызвал к себе Денизу и Анриэтту.

Они после бегства из Гольдингена уже пришли в себя, отмылись и отчистились, достали приличную их полу и возрасту одежду.