Крылья (СИ) - Славина Ирена - Страница 56

Кор лежал на кровати с приоткрытыми глазами. Он дышал ровно, на нем не было ни царапины, было похоже, что он просто уснул. Так что я даже не совсем понимал, к чему такой переполох. Но он не проснулся ни на следующий день, ни через два дня, ни через неделю. Ни три месяца спустя.

Его тело перевезли в реабилитационную клинику в Лозанне, которая принадлежала нашей семье. Я с трудом верил, что человек может дать тебе за завтраком подзатыльник, а уже к ужину не сможет пошевелить и мизинцем... Но не это было самым удивительным. Больше всего меня поразила мать: утонченная, немного сентиментальная, неизменно заботливая — она не проронила ни слезинки, когда её первенца закинули на каталки, как какой-нибудь мешок с дровами. Более того, она не ездила к Кору в клинику, не сидела у его изголовья, не держала его за руку, как и положено скорбящим матерям. Нет, она была спокойна. Невероятно, неописуемо спокойна. Казалось, она потеряла к Кору всякий интерес с момента начала его «болезни». Можно было бы подумать, что это просто своего рода депрессия, но отец вел себя так же: пофигизм на грани возможного.

Я был едва жив от потрясения. Я точно не хотел оказаться на месте Кора и лежать в больнице в коме, пока родители спокойно обсуждали, например, семейный отдых в Камбодже.

— Ничего, что он там лежит, как овощ? — моргнул я, впервые услышав про поездку в Камбоджу. — Как вы можете планировать это путешествие, когда...

— Кор полетит с нами, — не отрывая взгляда от туристических буклетов, сказала мама.

— Конечно, я уверен, что красивый загар — это как раз то, чего Кору сейчас не хватает. Будем носить тело из отеля на пляжик и обратно. Может быть, ты даже сможешь уделить ему немного внимания в перерыве между шведским столом и спа-процедурами.

— Крис! — рявкает отец. — Не смей так разговаривать с матерью!

Мама отрывает голову от пестрой кучи буклетов и смотрит на меня ласково и немного растеряно:

— Крис, я понимаю твоё волнение, ты так любишь брата, но... — она делает долгую паузу. — Чёрт, мне так хотелось, чтобы ты узнал всё так поздно, насколько это только возможно...

Я первый раз слышу слово «чёрт» из уст матери.

— Я хотела, чтобы твое детство принадлежало тебе всё до последней капли, до последней минуты...

— Аджайя, — перебивает её отец. — Пусть эта последняя минута начнётся сейчас. Нет смысла тянуть. Пусть едет с нами.

Мама опускает глаза. Она выглядит такой уставшей, как будто только что попробовала сдвинуть с места Сан-Сальваторе[19].

— Поеду куда? — спрашиваю я.

Отец молча кладет мне руку на плечо и прижимает к себе.

***

Будучи подростком, я часто бывал в отцовской клинике в Лозанне. Медицина интересовала меня больше любых других предметов, и отец замечал это. Я часами мог шататься по коридорам, разглядывать медицинскую аппаратуру, пить кофе с юными медсёстрами на кухне, забравшись с ногами в большое кожаное кресло. Впрочем, разговоры на интересные мне темы — операции и болезни — тут же стихали, как только один из наследников самого дона Анджело переступал порог больничной кухни. Молодые сестры в моём присутствии становились жеманными и кокетливыми, интересовались, есть ли у меня уже la petite amie[20] и как относится мой отец к тому факту, что я пью крепкий черный кофе в тринадцать лет.

— Он не против. Почему нет? Кофеин — мягкий стимулятор для нервной и сердечно-сосудистой системы. Если много учишься или тренируешься — самое то... Зависимость? Ну ты же не будешь пить его вёдрами?

После пассажей, вроде этого, меня обычно начинали воспринимать всерьёз, прекращали дурацкие вопросы про «петит ами» и возвращались к интересующим меня темам.

К тринадцати годам я знал каждый угол в этой клинике и едва ли не каждого медицинского работника. Я отдыхал там душой и чувствовал какую-то особенную мистическую силу, наполняющую это место. Здесь бодались с фатумом и спорили с богом за каждую человеческую жизнь, и этот упрямый спор, сопровождающийся звоном скальпелей, приводил меня в полный восторг...

Так что в тот день, когда родители, отложив взбесившие меня туристические буклеты про Камбоджу, решили, ни много ни мало, покончить с моим детством, — я меньше всего ожидал снова оказаться здесь, в отцовской клинике.

Родители поднялись со мной на самый верхний этаж, где располагались палаты класса люкс, и подтолкнули меня к одной из закрытых дверей. Судя по окаменевшим лицам родителей, за этой дверью меня и поджидала сама Судьба, а то и сам господин Бог. Причем, судьба — не самая счастливая, а бог — не самый милосердный...

— Сейчас меня встретит Кор и зарядит разок-другой в корпус? — бравирую я, хватаясь за ручку.

Дверь бесшумно открылась.

Свет внутри был приглушен, но полумрак не помешал мне рассмотреть женскую фигуру у окна. Белая больничная роба, собранные в хвост длинные чёрные волосы, угловатые плечи, хрупкая шея. Она смотрела на Женевское озеро, положив худые руки на подоконник.

Я в недоумении перевёл взгляд на родителей, но их лица словно высекли из камня.

— Я надеялся увидеть Кора вообще-то, а... это кто?

Девушка у окна повернулась на звук моего голоса. Индианка. Темно-коричневая кожа, измождённый вид, на вид столько же лет, как и мне, хотя чёрт его знает...

— Крис, — улыбнулась девушка, и в этой насмешливой улыбке мне померещилось что-то до боли знакомое.

Я выкатил глаза, даже отдалённо не представляя, что происходит. Индианка улыбнулась еще шире:

— Как лапа у Инсаньи? Срослась? А то я по-прежнему могу пристрелить её, как и обещал.

Я вцепился в косяк двери, едва справляясь с подгибающимися ногами. Мама схватила меня за плечи и закричала отцу:

— Анджело, я же говорила, слишком рано! Крис!

Я не помню, что было потом. Я свалился в свой первый в жизни обморок.

***

Наконец все части мозаики были сложены в одну большую картину. Мария-Изабелла-Анастасия-Рената, разговоры об ускользающем детстве, болезнь Кора, иностранные языки, телефонный номер, который нельзя забывать...

Теперь стало ясно, К ЧЕМУ нас всех готовили: души членов клана Фальконе были привязаны к телу слишком слабыми нитками. Рано или поздно нас всех выбрасывало из родного тела. Точкой выхода могло стать чужое тело в любом уголке мира, включая джунгли Амазонки и Заполярье, включая трущобы мегаполисов и забытые богом деревни, включая тела стариков и детей...

«Что бы ни случилось, где бы ты однажды ни проснулся, ты должен помнить этот номер. Всего один звонок и мы прилетим за тобой, где бы ты ни был. И как бы ты ни выглядел», — теперь я постиг истинное значение этих слов. Теперь я понял всё.

Десульторы, которых так боялась Диомедея, — не были чудовищами. Десульторами были мы сами. Оказалось, так в Древнем Риме величали особо искусных наездников, способных ехать верхом сразу на двух лошадях, перепрыгивая с одной на другую в разгар скачек. Тот, кому первому пришла в голову идея назвать потомков герцогини Феррарской десульторами, не был лишен чувства юмора.

Я тоже старался сохранять присутствие духа и чувство юмора, размышляя обо всем, что узнал: либо герцогиня Феррарская не дала варенья злой колдунье и та наложила на неё самое изощренное заклятие из всех возможных. Либо природа наградила её диковинной мутацией, которая позволяла ей прыгать из тела в тело, легче, чем птица прыгает с ветки на ветку. И я надеялся, что найти этот дефективный ген будет проще, чем отыскать злую колдунью. Меньше всего я хотел менять своё тело на тело девчонки.

Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы уместить всё это в своей голове. И еще столько же, чтобы оценить масштабы бедствия. Потомки герцогини Феррарской разлетелись по свету, как пух чертополоха, но проклятие рода не дало нам затеряться. Мы все держались друг за друга, мы — это двести с лишним человек, рано или поздно выскакивающих из своих тел, как куски хлеба из тостера.

Мой дед — один из прямых потомков Марии-Изабеллы-Анастасии-Ренаты — основал компанию Wideback Inc[21], которая занималась разработкой и выводом на рынок ряда медицинских препаратов. Дело пошло хорошо: дед сколотил и вручил моему отцу целое состояние. Но выпуск фармацевтики был только верхушкой айсберга: на самом деле Уайдбек занимался многими другими вещами. Он прикрывал нас всех, помогал десульторам подлечить новое тело, вытаскивал из джунглей Амазонки и Заполярья — куда бы тебя ни забросило, помогал не сойти с ума от всей этой фантасмагории.