Паром - Искандер Фазиль Абдулович - Страница 25

25

Памяти Чехова

Он был в гостях и позвонить домой Хотел. Но странно — в памяти заминка. А ощущалось это как грустинка. «Стареем, — он подумал, — боже мой. При чем тут грусть? Грусть — старая пластинка. Какой-то дрянью голова забита. Как редко, кстати, я звоню домой…» И вдруг припомнил — жизнь его разбита.

Цветы

И я любил свеченье роз, Бутонов вздернутые пики, Разбросанные после гроз, И сжатый аромат гвоздики. Весна, весна кому не лень Букеты за городом нижет, А одуревшая сирень Сама ломающего лижет. И в вазах жаркие цветы. Недолгие дары вокзалов, Как те хохочущие рты Над светлой влагою бокалов. Какие я букеты вез. Какие девы улыбались! Но чаши царственные роз Как в страшном сне вдруг осыпались. И орхидея на груди. Слегка сладящая, как дынька… Скажу, господь не приведи. Тебя — гниение и линька. Оплот последней красоты Там, над альпийскою тропою, Простые горные цветы, Устойчивые к скотобою.

Форели

Не то что б вышел провиант, А так, забавы ради. Принес форелей лейтенант. Поймал на водопаде. К огню присел продрогший гость. Он молод был и весел. Одежду мокрую насквозь Он у огня развесил. Я в руки взял еще живых. Хватавших воздух глоткой. Была приятна тяжесть их. Как тяжесть самородка. Я трогал плавники и хвост. Оглядывал форелей. Вдоль спин, как отраженье звезд, Накрапинки горели. Где тайна этой красоты Прохладной и лучистой? Печать среды? Печать воды Высокогорной, чистой? Одолевая непокой И смутное ненастье, Форель дрожала под рукой, Как вероятность счастья. Удач я в жизни не искал. Но все-таки, но все же Такая ночь, такой привал Иных удач дороже. Зачем мы ехали? Куда? Не помню — и не надо. Но не забуду никогда Ту ночь у водопада. Хребта заснеженный гигант В холодном лунном свете, Тебя, товарищ лейтенант, И три форели эти.

Обслуга

Официанту, и шоферу, И слесарю, и полотеру Даем на чай, даем на чай, Мол, на, бери и не серчай! Но тайное сомненье гложет, Догадкой смутною тревожит. Как будто обещал им счастье, А вместо счастья — маргарин. И это чувствует отчасти На чай берущий гражданин. Не потому ли не впервые Берет надменно чаевые И, нас же вывалив, как сор. Стреляет дверцею шофер!

Орлы в зоопарке

Орлы, что помнят свои битвы поименно. Дряхлеют за вольерами и спят. Как наспех зачехленные знамена Разбитой армии владельцев небосклона. Небрежно брошенные в склад. Вдруг вымах крыл! Так что шатнулась верба За прутьями. Что вспомнилось, орел? Плеснув, в бассейне вынырнула нерпа, Но зоопарк не понесет ущерба: Кругом железо, да и сам тяжел. Другой срывается на гром аэропорта. Все перепуталось в опальной голове. Он, крылья волоча, шагает гордо. Приказа ждет, а может быть, рапорта. На босу ногу в дачных галифе.

Положительные эмоции

Бывает, от тоски сдыхая И ненавистью полыхая К себе и к жизни: тлен и прах! …Долга трамвайная стоянка. Двух эфиопов перебранка. Тьму усугубивших впотьмах. Вдруг, Боже, запах каравая. Звон запропавшего трамвая! Пошло! Пошло! И впопыхах Летит окурок прямо в урну. Как метеор в кольцо Сатурна, Вскочил, и поручни в руках!

Определение скуки

Отчаянья девятый вал Подхватывал, бывало, Выныривал, переплывал. Вжимался пальцами в причал. Вновь набегающий смывал — Бултых с причала! Печаль, понятную уму, И грусть вечернюю в дыму Превозмогу, оттаяв. И только скуки не пойму — Страданье негодяев.

Минута ярости

Чтоб силу времени придать, Перезавел часы опять, И снова лопнула пружина. Опять бежать к часовщику. Как на поклон к временщику?! Взорвись, замедленная мина! И с этим хвать часы об стол. Я время с треском расколол, Детали к черту разлетелись! Быть может, мы уже в конце, И каменеет на лице Доисторическая челюсть.