- Клюев Николай Алексеевич - Страница 108

Каменный корень упрям и скрипуч...

Встал Непомерный, звездистый от ран,

К бездне примерить пылающий ключ.

Чу! За божницею рыкают львы,

В старой бадье разыгрались киты...

Ждите обвала — утесной молвы,

Каменных песен из бездн красоты!

Гулы в ковриге... То стадо слонов

Дебри пшеничные топчет пятой...

Ждите самумных арабских стихов,

Пляски смоковниц под ярой луной!

<1921>

400

Псалтырь царя Алексия,

В страницах убрусы, кутья,

Неприкаянная Россия

По уставам бродит кряхтя.

Изодрана душегрейка,

Опальный треплется плат...

Теперь бы в сенцах скамейка,

Рассказы про Китеж-град,

На столе медовые пышки,

За тыном успенский звон...

Зачураться бы от наслышки

Про железный неугомон,

Как в былом, всхрапнуть на лежанке...

Только в ветре порох и гарь...

Не заморскую ль нечисть в баньке

Отмывает тишайший царь?

Не сжигают ли Аввакума

Под вороний несметный грай?..

От Бухар до лопского чума

Полыхает кумачный май.

Заметает яблонным цветом

Душегрейку, постный Псалтырь...

За плакатным советским летом

Расцветают розы, имбирь.

В лучезарье звездного сева,

Как чреватый колос браздам,

Наготою сияет Ева,

Улыбаясь юным мирам.

<1921>

401

Коровы — платиновые зубы,

Оранжевая масть, в мыке валторны,

На птичьем дворе гамаюны, инкубы —

Домашние твари курино-покорны.

Пшеничные рощи, как улей, медовы,

На радио-солнце лелеют стволы.

Глухие преданья про жатву и ловы

В столетиях брезжат, неясно-смуглы.

Двуликие девушки ткут песнопенья,

Уснова — любовь, поцелуи — уток...

Блаженна земля и людские селенья,

Но есть роковое: Начало и Срок.

Но есть роковое: Печаль и Седины,

Плакучие ивы и воронов грай,

Отдайте поэту родные овины,

Где зреет напев — просяной каравай,

Где гречневый дед — золотая улыба,

Словесное жито ссыпает в сусек!..

Трещит ремингтон, что Удрас и Барыба

В кунсткамерной банке почили навек,

Что внук Китовраса в заразной больнице

Гнусавит Ой-ра, вередами цветя...

Чернильный удав на сермяжной странице

Пожрал мое сердце, поэзии мстя.

<1921>

402

Проститься в лаптем-милягой,

С овином, где дед Велес,

Закатиться красной ватагой

В безвестье чужих небес.

Прозвенеть тальянкой в Сиаме,

Подивить трепаком Каир,

В расписном бизоньем вигваме

Новоладожский править пир.

Угостить раджу солодягой,

Баядерку сладким рожком!..

Как с Россией, простясь с бумагой,

Киммерийским журчу стихом.

И взирает Спас с укоризной

Из угла на словесный пляс...

С окровавленною отчизной

Не печалит разлука нас.

И когда зазвенит на Чили

Керженский самовар,

Серафим на моей могиле

Вострубит, светел и яр.

И взлетит душа Алконостом

В голубую млечную медь,

Над родным плакучим погостом

Избяные крюки допеть!

<1921>

403

У соседа дочурка с косичкой —

Голубенький цветик подснежный...

Громыхает, влекомо привычкой,

Перо, словно кузов тележный.

На пути колеи, ухабы,

Недозвучья — коровьи мухи.

Стихотворные дали рябы

И гнусавы рифмы-старухи.

Ах, усладней бы цветик-дочка,

Жена в родильных веснушках!..

Свернулась гадюкою точка,

Ни зги в построчных макушках.

Громыхает перо-телега

По буквам — тряским ухабам...

Медвежья хвойная нега —

Внимать заонежским бабам.

В них вече и Вольгова домбра,

Теремов слюдяные потемки...

Щекочет бесенок ребра

У соседа — рыжего Фомки.

Оттого и дочка с косичкой,

Перина, жена в веснушках...

Принижен гения кличкой,

Я — крот в певучих гнилушках.

<1921>

404

Зурна на зырянской свадьбе,

В братине знойный чихирь,

У медведя в хвойной усадьбе

Гомонит кукуший Псалтырь:

«Борони, Иван Волосатый,

Берестяный Семиглаз...»