- Клюев Николай Алексеевич - Страница 113

Переваривать антилопу-чувства...

Баобабы — пасынки сада

Неувядаемого искусства.

В их душе притаились пумы,

Каннибалов жадный поселок,

Где треплются скальпы-думы

У божничных свирепых полок,

20 Где возмездие варит травы

Напитывать стрелы ядом,

И любовь — мальчонка чернявый

С персиковым сладким задом.

В тридцать три года норов

Лобызать, как себя, мальчонка...

Отныне женщине боров

Подарит дитя-свинёнка,

И не надобна пупорезка

Полосатой тигровой самке...

30 Песнословного перелеска

Не ищите в славянской камке:

Питомец деда-Онега

Отведал Львиного Хлеба!

Прощайте, изба, телега —

Моя родная потреба!

Лечу на крыльях самума —

Коршуна, чье яйцо Россия,

В персты арабского Юма,

В огни и флейты степные!

40 Свалю у ворот Судана

Вязанку стихов овинных...

Олбнецкого баяна

Возлюбят в шатрах пустынных,

И девушки-бедуинки

В «Песнослов» окунут кувшины...

Не ищите меня на рынке,

Где ярятся бесы-машины,

Где, оскаля шрифтные зубы,

Взвизгивает газета!..

50 В зрачках чернокожей любы

Заплещет душа поэта,

И заплачут шишками сосны

Над моей пропащей могилой...

Тридцать третий год високосный

Вздувает ночи ветрило.

Здравствуй, шкипер из преисподней!

Я — кит с гарпуном в ласту,

Зову на пир новогодний

Дьяволицу-красоту!

60 Нам любо сосать в обнимку

Прогорклый собственный хвост,

Пока и нашу заимку

Хлестнет пургою погост.

Март—апрель 1921

422

Сергею Есенину

В степи чумацкая зола —

Твой стих, гордынею остужен!

Из мыловарного котла

Тебе не выловить жемчужин.

И груз «Кобыльих кораблей» —

Обломки рифм, хромые стопы.

Не с коловратовых полей

В твоем венке гелиотропы, —

Их поливал Мариенгоф

Кофейной гущей с никотином...

От оклеветанных голгоф —

Тропа к иудиным осинам.

Скорбит рязанская земля,

Седея просом и гречихой,

Что, перелесицы трепля,

Парит есенинское лихо.

Оно, как стая воронят

С нечистым граем, с жадным зобом,

И опадает песни сад

Над материнским строгим гробом.

В гробу пречистые персты,

Лапотцы с посохом железным, —

Имажинистские цветы

Претят очам многоболезным.

Словесный брат, внемли, внемли

Стихам — берестяным оленям:

Олбнецкие журавли

Христосуются с «Голубенем».

«Трерядница» и «Песнослов» —

Садко с зеленой водяницей!

Не счесть певучих жемчугов

На нашем детище — странице.

Супруги мы... В живых веках

Заколосится наше семя,

И вспомнит нас младое племя

На песнотворческих пирах!

Март—апрель 1921

423

Николаю Ильичу Архипову

Портретом ли сказать любовь,

Мой кровный, неисповедимый!..

Уж зарумянилась морковь,

В рассоле нежатся налимы,

С бараньих почек сладкий жир,

Как суслик, прыскает свечою,

И вдовий коротает пир

Комар за рамою двойною.

Салазкам снится, что зима

Спрядает заячью порошу...

Глядь, под окном свалила тьма

Лохмотьев траурную ношу!

Там шепелявит коленкор

Подслеповатому глазету:

«Какой великопостный сор

Поэт рассыпал по портрету!

Как восковина строк горька,

Горбаты буквы-побирушки!..»

О, только б милая рука

Легла на смертные подушки!

О, только б обручить любовь

Созвучьям — опьяненным пчелам,

Когда кровавится морковь,

И кадки плачутся рассолом!

8 апреля 1921

424

Умирают звезды и песни,

Но смерть не полнит сумы...

Самоцветный лебедь Воскресни

Гнездится в недрах тюрьмы.

Он, сосцов девичьих алее,

Ловит рыбок — чмоки часов...

Нож убийцы и цепи злодея

Знают много воскресных слов.

И на исповеди, перед казнью,

Улей-сердце выводит пчел,

Над смертельной слезой, над боязнью

Поцелуйный реет орел.

Оборвутся часов капели,

Как луга, омыв каземат,

Семисвечником на постели

Осенит убийцу закат.

И с седьмого певчего неба

Многовзорный скатился Глаз,

Чтобы душу черней Эреба

Спеленать в лазурный атлас.

А за ним Очиститель сходит

С пламенеющею метлой,

Сор метет и пятна выводит,