- Клюев Николай Алексеевич - Страница 114

Хлопоча, как мать, над душой.

И когда улыбка дитяти

Расплещет губ черноту,

Смерть-стрелок в бедуинском плате

Роковую ставит мету.

425

Меня хоронят, хоронят

Построчная тля, жуки

Навозные проворонят

Ледоход словесной реки!

Проглазеют моржа златого

В половодном разливе строк,

Где ловец — мужицкое слово

За добычей стремит челнок!

Погребают меня так рано

Тридцатилетним бородачом,

Засыпают книжным гуано

И брюсовским сюртуком.

Сгинь, поджарый! Моя одёжа —

Пестрядь нив и ржаной атлас.

Разорвалась тучами рожа,

Что пасла, как отары, нас.

Я — из ста миллионов первый

Гуртовщик златорогих слов,

Похоронят меня не стервы,

А лопаты глухих веков!

Нестерпим панихидный запах...

Мозг бодает изгородь лба...

На бревенчатых тяжких лапах

Восплясала моя изба.

Осетром ныряет в оконцах

Краснобрюхий лесной закат, —

То к серпу на солнечных донцах

Пожаловал молот-брат.

И зажглись словесные клады

По запечным дебрям и мхам...

Стихотворные водопады

Претят бумажным жукам.

Не с того ль из книжных улусов

Тянет прелью и кизяком?

«Песнослову» грозится Брюсов

Изнасилованным пером.

Но ядрён мой рай и чудесен —

В чаще солнца рассветный гусь,

И бадьею омуты песен

Расплескала поморка-Русь!

Апрель-ноябрь 1921

426

Григорий Новых цветистей Бессалько,

В нем глубь Байкала, смётка бобров.

От газетной ваксы и талька

Смертельно выводку слов.

Пересыплют в «Известиях» Кии

Перья сиринов сулемой,

И останутся от России

Кандалы с пропащей сумой.

Ни соловки, ни зелена сада,

Только шишки да бедный Макар...

Из чернильного водопада

Вытекает речка Товар,

Вниз по быстрой плывет ватага

Буквенной голытьбы...

Словно туча, застит бумага

Лик Коммуны и русской судьбы.

Утопает в построчной ваксе

Златоствольный искусства сад,

И под Смольным сюртук на Марксе

Продырявил брошюрный град.

Брат великий, сосцы овина

Пеклеванный взрастили цвет,

Избяных напевов ряднина

Свяжет молот и злак в букет.

Разгадать ли красную тайну

Клякспапировым ведунам?

От Печоры на Буг и Майну

Мчится всадник — Ржаной Хирам.

То строитель звездных просонок, —

Всеплеменной песни — избы...

Не Садко, а шрифтный бесенок

Баламутит глуби судьбы.

Май 1921

427

Петухи горланят перед солнцем,

Пред фазаньим лучом на геранях...

Над глухим бревенчатым Олбнцем

Небеса в шамаханских тканях.

И не верится, что жизнь — обида

С бесхлебицею и бестишьем, —

Это возводится Семирамида

Поверьем солнечным, вышним.

Тяжек молот, косны граниты,

В окровавленных ризах зодчий...

Полюбил кумач и бархат рытый,

Как напев, обугленный рабочий.

Только б вышить жребий кумачный

Бирюзой кокандской, смирнским шёлком,

Чтобы некто чопорно-пиджачный

Не расставил Громное по полкам,

Чтобы в снедь глазастым микроскопам

Не досталась песня, кровь святая!..

В белой горенке у протопопа

Заливается тальянка злая.

Кривобоки церковь и лавчонки,

Позабыв о купле, Божьих данях...

Петухи горланят вперегонки

О фазаньем солнце на геранях.

<1921>

42

8Придет караван с шафраном,

С шелками и бирюзой,

Ступая по нашим ранам,

По отмели кровяной.

И верблюжьи тяжкие пятки

Умерят древнюю боль,

Прольются снежные Святки

В ночную арабскую смоль.

Сойдутся вятич в тюрбане,

Поморка в тунисской чадре,

В незакатном новом Харране

На Гор Лучезарной Горе.

Переломит Каин дубину

Для жертвенного костра,

И затопит земную долину

Пылающая гора.

Города журавьей станицей

Взбороздят небесную грудь,

Повенец с лимонною Ниццей