- Клюев Николай Алексеевич - Страница 36

С корня сламывал три прутика,

Повыстругивал три жеребья.

Он слезал с коня пеганого,

Становился на прогалине,

Черной земи низко кланяясь:

«Ты ответствуй, мать-сыра земля,

С волчняком-травой, с дубровою,

Мне какой, заочно суженый,

Изо трех повыбрать жеребий?

Первый жеребий — быть лапотником,

Тихомудрым черным пахарем,

Средний — духом ожелезиться,

Стать фабричным горемыкою,

Третий — рай высокий, мысленный

Добру молодцу дарующий,

Там река течет животная,

Веют воз духи безбольные,

Младость резвая не старится,

Не седеют кудри-вихори».

<1912>

105

Прохожу ночной деревней,

В темных избах нет огня,

Явью сказочною, древней

Потянуло на меня.

В настоящем разуверясь,

Стародавних полон сил,

Распахнул я лихо ферязь,

Шапку-соболь заломил.

Свистнул, хлопнул у дороги

В удалецкую ладонь,

И, как вихорь, звонконогий

Подо мною взвился конь.

Прискакал. Дубровым зверем

Конь храпит, копытом бьет, —

Предо мной узорный терем,

Нет дозора у ворот.

Привязал гнедого к тыну;

Будет лихо али прок,

Пояс шелковый закину

На точеный шеломок.

Скрипнет крашеная ставня...

«Что, разлапушка,— не спишь?

Неспроста повесу-парня

Знают Кама и Иртыш!

Наши хаживали струги

До Хвалынщины подчас, —

Не иссякнут у подруги

Бирюза и канифас...»

Прояснилися избенки,

Речка в утреннем дыму.

Гусли-морок, всхлипнув звонко,

Искрой канули во тьму.

Но в душе, как хмель, струится

Вещих звуков серебро —

Отлетевшей жаро-птицы

Самоцветное перо.

<1912>

106

В просинь вод загляделися ивы,

Словно в зеркальце девка-краса.

Убегают дороги извивы,

Перелесков, лесов пояса.

На деревне грачиные граи,

Бродит сонь, волокнится дымок;

У плотины, где мшистые сваи,

Нижет скатную зернь Солнопёк —

Водянице стожарную кику:

Самоцвет, зарянец, камень-зель.

Стародавнему верен навь'жу,

Прихожу на поречную мель.

Кличу девушку с русой косою,

С зыбким голосом, с вишеньем щек,

Ивы шепчут: «Сегодня с красою

Поменялся кольцом Солнопёк.

Подарил ее зарною кикой,

Заголубил в речном терему...»

С рощи тянет смолой, земляникой,

Даль и воды в лазурном дыму.

<1912>

107

Западите-ка, девичьи тропины,

Замуравьтесь травою-лебедой, —

Молодёньке зеленой не топтати

Макасатовым красным сапожком.

Приубавила гульбища-воленья

От зазнобушки грамотка-письмо;

Я по зорьке скорописчату читала,

До полуночи в думушку брала.

Пишет девушка смертельное прощенье

С Ерусланова, милый, городка, —

На поминку шлет скатное колечко,

На кручинушку бел-гербовый лист.

Я ложила колечко в изголовье, —

Золотое покою не дает.

С ранней пташкою девка пробудилась —

Распрощалася с матерью, отцом,

Обряжалася черною монашкой,

Расставалась с пригожеством-красой...

Замуравьтеся, девичьи тропины,

Смольным ельником, частою лозой.

<1912>

108. Посадская

Не шуми, трава шелкбва,

Бел-призорник, зарецвет,

Вышиваю для милова

Левантиновый кисет.

Я по алу левантину

Расписной разброшу стёг,

Вышью Гору Соколину,

Белокаменный острог.

Неба ясные упёки

Наведу на уголки,

Бирюзой занижу реки,

С Беломорьем — Соловки.

Оторочку на кисете

Литерами обовью:

«Люди» с титлою, «Мыслете»,

Объявилося: «Люблю».

Ах, недаром на посаде

Грамотеей я слыву...

Зелен-ветер в палисаде

Всколыхнул призор-траву.

Не клонись, вещунья-травка,

Без тебя вдомек уму:

Я — посадская чернавка,

Мил жирует в терему.

У милого — кунья шуба,